Книга Летний сад, страница 186 – Полина Саймонс

Она старалась сдерживать ускорявшееся дыхание, когда стояла вот так под его мужским взглядом, и не позволяла ногам дрожать, а соскам – твердеть. Но ничего у нее не получилось.

Александр наконец заговорил:

– Таня… – Его руки гладили ее талию, прижимали ее бедра к его джинсам и пряжке ремня. – Я не намерен раздеваться. Я останусь в джинсах и ботинках, но ты будешь нагой… – Он поднял ее и посадил на свой рабочий стол. – На этом рабочем столе, который я для тебя соорудил.

Стоя между ее ногами, он гладил ее повлажневшую грудь и невероятно твердые соски. На этот раз ничто не могло сдержать ее стон. Она откинулась назад на ослабевших руках. Он терся щетиной о ее губы, шею, грудь.

– Тебе такое немножко нравится, – прошептал он уже не так спокойно. – Ты об этом рассказывала своим подружкам по «Тапервер»? – Он прижал ее сосок. – А?

Она в ответ застонала в его губы. Они жарко поцеловались. Ее руки обхватили шею Александра. Его руки обняли ее за спину.

– Конечно нет, – решил он, расстегивая ремень и джинсы. – Ты с ними строгая и правильная, застегнутая на все пуговки.

Он положил ее на рабочую поверхность стола, придвинув бедра к самому краю. Она вцепилась в стол.

– Что мне теперь сделать, Таня? – спросил он, нависая над ней и сжимая ее бедра. – Чего ты хочешь? Скажи.

Она не смогла даже выдохнуть «Ох, Шура…».

И дошла до пика сразу, как только он вошел в нее.

Воскресенье у бассейна

Лето здесь обжигало, тут и говорить было не о чем.

Но зимой в Скотсдейле, стараясь жить обычной жизнью, они носили рубашки с длинными рукавами и легкие куртки, сидели на террасе, пили чай и курили, глядя на долину, и горы, и на закаты над пустыней. После их первой весны на горе Александр заявил, что, возможно, Татьяна права, возможно, нет ничего подобного пустыне Сонора, покрытой цветущими желтыми кустами, как подсолнухами, и красными цветами окотильо, и белыми цветами кактусов, и бледно-розовыми цветами пало-де-фьерро, отражавшими неослабевающее солнечное сияние.

Здесь не бывало дождей, кроме короткого сезона муссонов, каждый день был солнечным, каждая ночь теплой, всегда светили звезды. Здесь не было снега. «Хорошо, что снега здесь нет», – время от времени говорили они друг другу. Тетя Эстер во время снежной бури в 1951 году подхватила ужасную простуду и едва выжила. Татьяна гадала, бывает ли снег в Корее, куда отправились Викки и Рихтер. Северная Корея в июне пятидесятого пересекла тридцать восьмую параллель, как и предсказывал Рихтер, и несколько недель держала в окружении Сеул в Южной Корее, и прошло еще два месяца, прежде чем в ООН наконец договорились и разрешили Макартуру ответить.

Александр и Татьяна по крайней мере раз в месяц ездили на выходные в Тусон, ради его работы в разведцентре в Форт-Хуачуке. Пока Александр разбирался в грудах бумаг на русском языке, со сверхсекретными данными об оружии и спутниках и деятельности разведок – в космосе и по всему миру, – Татьяна с Энтони гуляли и осматривали достопримечательности. А он также читал много донесений генерала Уиллоуби. Испытательную станцию в Юме снова открыли в ходе войны, и Александра опять направили туда; дополнительно семнадцать дней в году он испытывал и тренировал других молодых резервистов, занимаясь новым наземным оружием – артиллерийским, а также бронированными машинами. Юма была куда больше по размерам, чем Род-Айленд. Там испытывалось оружие для всех четырех ответвлений американских вооруженных сил, и в итоге Александр стал ездить только в Юму. Татьяну это не обрадовало. Тусон был местом прекрасным, историческим, здесь имелось множество католических миссий, куда они с Энтони могли заглянуть, а Юма находилась посреди пустоты, и там не было ничего, кроме Александра. Но Татьяна лишь слегка ворчала. Она просто ехала куда нужно. Энтони вообще не ворчал. Это как раз было его любимым временем, потому что, когда его отец не был занят работой, он катал Энтони на бронированном джипе времен Второй мировой войны.