Онлайн книга «Летний сад»
|
– Пап, – сказал Энтони, помогавший ему, – ты же теперь в Америке. Ты офицер. Здесь поют «Боевой гимн Республики», когда вырубают чолья. Разве ты не знаешь слова? Хочешь, научу? Но Александр, распевая «Варшавянку», сажал пальмы и агавы, строил каменный забор для цветников Татьяны – что она сочла «милым и символичным» – и прокладывал извилистые терракотовые дорожки между кустами юкки и деревьями пало-верде. После ужина они могли не спеша гулять по тропинкам среди пышной весенней растительности. Кусты окотильо, колючие груши, бархатные мескиты, пурпурные люпины, пустынные маки – все это цвело в их ландшафтном летнем саду возле гор. А ниже за высокими сагуаро мигали огоньки долины, и их становилось все больше, а фермы давно исчезли, население стремительно росло, и появились уличные фонари, и резиденции, и бассейны, и поля для гольфа, и детские коляски, и дома, которые Александр построил для недавно забеременевших женщин и их мужей, ожидавших в тревоге. Татьяна держала Александра под руку, глядя на него снизу вверх, когда они говорили о строительстве, о Шенноне, о Рихтере, все еще остававшемся в Корее, и о французах, сражавшихся насмерть у деревни Дьенбьенфу на северо-западе Вьетнама. И иной раз Александр мог бы поклясться, что Татьяна не слышит ни слова из того, что он говорит: она приоткрывала рот и смотрела куда-то не моргая, как будто… как будто… он был в мундире, а она в фабричной одежде, и на его плече висела винтовка, а ее волосы падали на плечи, и они бродили по Ленинграду, по улицам и бульварам, мимо каналов и станций метро в их первое лето, когда война впервые свела их вместе, прежде чем снова разлучить. А тем временем их единственный сын играл на гитаре на террасе, учился от Франчески мексиканским песням, а от матери – русским. Татьяна могла их напевать, а Энтони подбирал аккорды, а она могла и заплакать, услышав их. И он исполнял для своих отца и матери «Corazón Mágico»[8]и «Подмосковные вечера», когда они гуляли, курили и разговаривали в наступавшем вечере. А потом – ночь любви. А потом – еще месяц. Энтони видит, как мамуля целует Санта-Клауса Татьяна только что вышла из ванной и сидела на кровати, расчесывая волосы, когда Александр предложил ей последний вариант чертежей их нового дома. С карандашом в руках, он стал ей показывать все, начиная с подъездной дороги, объясняя замысел: сначала подъем на холм, потом внутренность дома, потом его задняя сторона, а потом художественное изображение кухни. – Как-то уж очень беспорядочно… – усомнилась Татьяна. – Слишком широко… – Да. Наш просторный глинобитный домик в форме полумесяца в Лазареве, – кивнул Александр. – Тянется к извилистой подъездной дороге, вокруг баскетбольной площадки и гаража. – Мне нравится, как это выглядит. – Ты проходишь через ворота с искусственной позолотой… – Александр посмотрел на Татьяну, надеясь, что она помнит, о чем он, – не об искусственной, а о настоящей позолоте на воротах, что открывались в некий засаженный кленами сад на некой реке в белую ночь. Судя по ее мечтательному взгляду, она помнила. Чертеж был предварительным. Одобрительно кивая самому себе, Александр продолжил: – Через эти ворота ты входишь в квадратный двор, мощенный туфом, и вокруг фонтана растут пало-де-фьерро, и потом ты входишь в дом – кухня, галерея, семейные комнаты, игровая комната, библиотека и длинная широкая столовая с буфетной. Неплохо, да? |