Книга Летний сад, страница 363 – Полина Саймонс

Она понимала, что ему это нужно, чтобы успокоиться, но успокоить себя она не могла. Татьяна нуждалась в его руках.

– Энтони, пожалуйста, – прошептала она. – Ты не должен никому ничего доказывать…

Энтони был таким высоким, его карие глаза так сверкали, волосы были такими черными… И он был так невероятно молод.

– Я никому ничего не доказываю, – возразил он. – Это нужно мне самому.

Татьяна и Александр подавленно смотрели на сына, а он, не в силах выдержать их полный страдания взгляд, отвел глаза.

– Я выпускник Вест-Пойнта. Эйзенхауэр, Грант, Джексон, Паттон… Макартур, видит бог! Я закончил школу, рождавшую воинов. И чего вы от меня хотите? Как вы думаете, чего ради я закончил военную академию?

– Чтобы получить первоклассное образование, – ответил Александр на риторический вопрос сына. – Военная разведка – это разработка стратегии и планирование, это поставка оружия в Юго-Восточную Азию. Ты свободно говоришь на русском. Два языка для обработки советских документов, чтобы иметь представление о масштабах их поддержки Северного Вьетнама, Патет Лао в Лаосе… Ты можешь работать на всю централизованную армейскую разведку Соединенных Штатов. Это невероятная возможность.

– У них для этого уже есть ты, – возразил Энтони. – Займи место, пока возможно. А я не собираюсь сидеть и анализировать данные.

– Ты чертовски невероятен, ты сам знаешь.

– Тсс! – пробормотала Татьяна.

И руки Александра соскользнули с ее плеч.

– Я не собираюсь снова с тобой спорить, – сказал Энтони Александру. – Я не намерен этим заниматься. И я не намерен провести в этом доме два следующих месяца, ссорясь с тобой. Я уеду прямо сейчас и вернусь в Нью-Йорк, если здесь моя жизнь будет именно такой.

– Энтони! – вскрикнула Татьяна.

– Так езжай! – закричал Александр. – Убирайся к черту отсюда! Кто тебя держит?

– Александр! – закричала Татьяна. – Вы оба, пожалуйста! – Никто из них не мог перевести дыхание. – Это безумие. Энт, у тебя прекрасная возможность остаться в Штатах. Почему ты не хочешь ею воспользоваться?

– Потому что я этого не хочу!

– Как ты можешь так говорить, если ты знаешь, как сильно старался отец, чтобы помочь тебе?

– А я его просил мне помогать? Кто его просил о помощи?

– Это верно, – кивнул Александр. – Это чертовски верно. Ладно, иди, Энт, чего ты ждешь? Чтобы тебя подвезли?

– Александр, нет! – кричала Татьяна, бросаясь к нему.

– Таня, не вмешивайся!

Энтони опустил голову.

Татьяна заглянула в измученные глаза Александра, и все поняла, и замолчала; за последние семь лет было достаточно таких споров. Она умасливала одного мужчину, потом другого, она вставала между ними, она старалась все уладить, но они стояли на своем; один упирался, другой упирался, Энтони повышал голос, Александр терял терпение, и вдруг Татьяна бросалась к мужу, прося его проявить рассудительность, и конфликт между отцом и сыном становился конфликтом между мужем и женой. Так происходило с тех пор, как Энтони исполнилось четырнадцать.

Александр прав. С видом раскаяния она положила ладони на его руки. «Прости», – прошептали ее губы, но она не отступала. Потому что на этот раз было нечто другое. Не просто между отцом и сыном. Это касалось всей жизни ее семьи. Это был артиллерийский огонь в пустыне Сонора.

Прежде чем прозвучали другие резкие слова, в кухню, как два визжащих перекати-поля, ворвались два светловолосых мальчишки. Гордону Паше было шесть, Гарри пять. Они радостно толкнули Энтони, промчались мимо них к отцу; один повис на одной руке Александра, другой – на второй. Татьяна отошла в сторону, когда Александр подхватил их обоих и подбросил в воздух. Александр в первые шестнадцать месяцев жизни Паши постоянно носил его, сначала на руках, потом на спине. А потом носил Гарри. Они с трудом отрывались от него, когда мать должна была их кормить. Может, они и были светловолосыми, как она, но держались и ходили, как их отец, говорили, как он, так же держали свои пластмассовые молотки и водили игрушечные грузовики, они требовали такой же короткой стрижки, колотили по столу, а иногда, когда добивались внимания матери, произносили тоном отца: «Та-ТЬЯ-на!» Они бесстрашно набрасывались на него, их обожание было безусловным и ничем не обремененным.