Книга Летний сад, страница 492 – Полина Саймонс

– Нет, – говорит Энтони-младший. – То есть… если он и испугался, это его проблема.

– Ох нет! Что ты ему сказал?

– Ничего. – Младший с минуту молчит. – Он очень шумел, без конца задавал вопросы про папу. Приставал, чтобы я ему показал что-нибудь из вьетнамских дней деда.

– Ох нет! И что ты ему показал? Нож диверсанта?

– Ну, если бы я ему показал такое, его бы уже и в доме не было. Нет, показал кое-что самое невинное. Говорю же тебе, Бекки, если твой паршивый бойфренд не может понять, что написано на простой зажигалке «Зиппо», ему нечего делать в нашей семье.

– На какой еще зажигалке?

Все старые «Зиппо» специальных отрядов, принадлежавшие Энтони, были изукрашены непристойными надписями и рисунками.

Ребекка закрывает глаза:

– О-о, только не та…

– На этой «Зиппо» написано: «Да, хотя я иду через долину смертной тени, я не боюсь зла…»

Похожий на гота Энтони-младший лишь слегка понижает голос, не замечая отца, стоящего в дверях рядом с Керри.

– «…потому что я самый здоровенный кусок дерьма во всей долине».

– ЭНТОНИ-МЛАДШИЙ! – разом восклицают Ребекка, Татьяна, Джейн и Рэйчел вокруг него.

– Убирайся к черту отсюда, и хватит устраивать неприятности, как всегда! – без улыбки говорит Энтони, ничуть не развеселившись.

Керри улыбается.

Энтони-младшего выдворяют, однако он, ни капли не смущаясь, говорит Ребекке:

– Я же сказал, если этот глупец не может справиться с маленькой «Зиппо», какого черта он делает с тобой?

– О, ты уж не тревожься из-за этого, Тони-и! – поддразнивает его Ребекка, глядя ему в спину.

Энтони вежливо улыбается Керри.

– Такие уж нынче детки, – говорит он, передавая цветы своей матери. – Джейн! – окликает он. – Твоя подруга пришла.

Ужин шел беспорядочно, как только может идти ужин в День благодарения в присутствии пятнадцати детей, без конца пререкавшихся за своим детским столом. Были разбиты две фарфоровые тарелки, пролиты пять стаканов с напитками, картофельное пюре почти остыло, и кто-то успел порезаться ножом для масла. Хорошо еще, что в доме был врач.

Александр разрезал двух индеек. За столом никто, даже младшие, не положил ничего себе на тарелку, пока Александр первым не воткнул вилку в свой кусок птицы. Он налил Татьяне вина, он встал, чтобы произнести тост, он даже произнес молитву в честь Дня благодарения над их изобильным столом, глядя на жену.

– Благодарим тебя, Господи, за все дарованное нам.

Вашингтон таращился на него, таращился на Татьяну.

Жены сидели рядом с мужьями, кроме жены Энтони, которой здесь не было. («А где Ингрид, мам?» – спросила Джейн. «Мы не знаем и не спрашиваем, – ответила Татьяна. – Ты меня слышишь? Мы не спрашиваем». На что Джейн в своем неповторимом стиле заявила: «Ну и ладно, черт побери. Надеюсь, она никогда не вернется. Я вечно жалею, что познакомила их. От нее одни неприятности. Она только и делает, что портит ему жизнь».)

Керри сидела рядом с Джейн, а Энтони сидел между своими дочерями, хлопотавшими над ним, наполнявшими его тарелку, резавшими для него индейку, наполнявшими бокал. Намеренно и аккуратно никто не упоминал об отсутствующей Ингрид. Сыновья Энтони – один сердитый и обиженный тем, что его посадили с «сопляками», второй странно молчаливый – сидели в стороне от взрослых и от возможности спросить об их отсутствующей матери.