Книга Летний сад, страница 496 – Полина Саймонс

– Помогите, помогите! – воскликнула Джейн. – Мужчины на кухне во время мытья посуды!

– Я просто хотел убедиться, что и тебя не заставляют этим заниматься, – сказал Татьяне Александр, погладив ее по плечу, когда проходил мимо. – Я тебя знаю.

Он взял спящего малыша Джейн из детского сиденья и сел рядом с Татьяной.

Рэйчел повернулась к Энтони:

– Папуля, ты слышал? Новый приятель Бекки думает, что ты незаконнорожденный.

– Ох, вот так сюрприз! – ответил Энтони.

Александр подмигнул Татьяне, и все расхохотались, кроме Вашингтона, – теперь он казался обиженным и испуганным.

Рэйчел и Ребекка поддразнивали Татьяну. Эми, Мэри и Джейн продолжали мыть посуду и тоже поддразнивали Татьяну. Керри помогала готовить десерт и помалкивала.

Александр беспечно произнес:

– Энтони, иди и верни своей матери доброе имя. Пойди принеси девочкам снимки, если хочешь. – Он посмотрел на Татьяну. – Что? Ты хочешь, чтобы все они думали, что я не сделал тебя честной женщиной?

Рэйчел и Ребекка восторженно взвизгнули.

– Поверить не могу, мы увидим ваши свадебные фото! – пискнула Рэйчел. – Беру свои слова назад, Бекки. Вашингтон великолепен! Это же только из-за него, из-за его оскорбительной провокации! Никто никогда не видел этих снимков. Мы даже не знали, что они вообще существуют!

Тут младенец проснулся и заплакал.

– Я просто хочу знать, бабуля, – с насмешливой серьезностью сказала Ребекка. – Я тебя защищаю; я сказала Вашингтону, что вы с дедом некогда были безумно влюблены. Разве это не так?

– Как скажешь, милая.

Ребекка обняла Александра:

– Дед, скажи мне, разве это не правда?

– Ты чем занимаешься, пишешь книгу?

– Да! – Она засмеялась. – Да, пишу. Книгу о вас с бабушкой для диплома! И я собираюсь написать о таком, что мне якобы рано знать, как ты полагаешь, – прошептала она ему на ухо, а потом обняла Татьяну, чуть ли не сев на ее колено. – Если ты будешь добренькой, бабуля, – тихонько забормотала она, целуя Татьяну, – и покажешь начинающей романистке свадебные фото, это воспламенит мое пылкое воображение, и я тогда скажу, что Вашингтон на самом деле говорил о вас с дедом, а он поможет мне написать историю великой любви.

– Историю любви? – повторила Татьяна. – Ну, я первая не могу дождаться.

После шумных требований дочерей Энтони наконец выходит из дома и по извилистой тропинке поднимается на холм к «музею», к дому на колесах, в котором он и его родители жили с сорок девятого по пятьдесят восьмой год.

Там все осталось нетронутым. Вся обстановка: столы, картины на стенах, шкафчик пятидесятых годов, встроенный шкаф для одежды, – ничто не изменилось, оставшись таким же, как некогда.

И в шкафу в спальне, рядом с формой сиделки, в дальнем правом углу на верхней полке, лежал черный рюкзак, содержавший в себе душу Татьяны.

Каждый раз, когда она что-то выносила с трудом – или вовсе не могла вынести, – она заглядывала в него. Александр никогда в нем не рылся. Татьяна знала, что увидит в шкафу Энтони. Две банки консервов. Бутылку водки. Форму сиделки, в которой она бежала из Советского Союза, – она висела в пластиковом футляре рядом с формой Мемориального госпиталя, из-за которого чуть не распался ее брак. В рюкзаке, в потайном кармашке – орден Героя Советского Союза. Письма Александра, включая письмо из Контума, – когда Татьяна услышала о его ранениях, она подумала, что это письмо может стать последним. Тот перелет до Сайгона в декабре семидесятого был длиннейшим в жизни Татьяны, бесконечные двенадцать часов. Франческа и ее дочь Эмили взяли на себя заботу о детях Татьяны. Викки, ее добрая и прощенная подруга, полетела с ней, чтобы привезти домой тело Тома Рихтера и вернуть Энтони.