Книга Летний сад, страница 505 – Полина Саймонс

* * *

Энтони не бросил работу. В особенности теперь, когда мир катится к черту. Когда все успокоится, он уйдет в отставку. Но это время пока не пришло. Сын Энтони, Энтони-младший, неплохо прижился в Юме, изменился, поступил в военную школу, а потом уехал в Ирак. Томми – следом за ним. Ингрид стало лучше, но поздно, потому что за восемь месяцев ее лечения Энтони тоже оправился и теперь двигался дальше, снова влюбившись. Он развелся с Ингрид и женился на Керри, которая аккомпанировала ему на гитаре, когда он пел, и пекла для него каждый день, и восхищалась им всегда и во всем, и забеременела от него, и родила ему светловолосую Изабеллу.

Дочь Энтони Ребекка готовилась родить через месяц. Вашингтон, как оказалось, питал к Ребекке неизбывную слабость.

Неужели у Ребекки вот-вот будет ребенок? Ведь лишь мгновение назад восемнадцатилетняя сиделка склонялась над отцом отца Ребекки, раненым солдатом в советском госпитале, и говорила: «Да, Шура, у нас будет малыш…»

А теперь отец отца, старый воин, сидит на высокой террасе в пустыне Сонора, смотрит на закат и курит.

А та самая сиделка рядом с ним пьет чай.

Вокруг них та самая земля, которая была куплена на деньги его матери, – земля дорогая и бесценная. У них за спиной Германия, и Польша, и Россия. За ними, совсем далеко, луга и степи, и среди них – древний город Пермь, прежде Молотов, а неподалеку от него, в лесу, маленькая рыбацкая деревушка Лазарево, которую они покинули в сорок втором году, зная, что никогда больше ее не увидят – и не увидели.

Далеко-далеко на юго-востоке, за грозными джунглями, – река Хюэ, деревня Кумкау; это Вьетнам. Они не смотрят в ту сторону.

Вместо того они смотрят на западные горы, вершины Макдауэлла, на широкую долину, за которой каждый вечер садится солнце, они смотрят на склоны, где они ездят верхом; видят, как раскрываются первые белые цветы сагуаро, где Энтони искал змей и зайцев, Паша анатомировал скорпионов, Гарри гонялся за ящерицами с бамбуковым копьем, а Джейни нарочно прикасалась к чолья, чтобы показать отцу, что она не слабее мальчишек. Они со всем справлялись, их дети, что росли среди креозотовых кустов. Со всем совладали.

– Мне не хочется, чтобы эта жизнь кончалась, – сказал Александр. – Хорошее и плохое, вообще все, и старое и новое. – Он обнял Татьяну. – Здесь просто фантастически хорошо – закат над этой огромной, золотой и лиловой пустыней и миллион мигающих огней на приграничной земле моих отцов и матерей. – Он произнес это спокойно, негромко. И показал вдаль. – Наш собственный Летний сад прямо за той русской сиренью, где растет наша аризонская сирень – песчаная вербена, фацелия, пустынная лаванда, лантана… Они покрывают землю. Ты видишь все это?

– Я вижу.

И еще бархатцы и ноготки.

– Ты видишь Марсово поле, где я гулял со своей невестой в ее белом свадебном платье, и она держала в руках красные сандалии, и мы были совсем детьми?

– Отлично вижу.

– Мы проводили вместе дни, боясь, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой, Татьяна. Мы всегда боялись, что у нас только и есть что пять позаимствованных минут.

Ее руки обхватили его лицо.

– Это все, что имеет любой из нас, любовь моя. И все это уходит.

– Да, – кивает он, глядя на нее, на пустыню, покрытую коралловыми и желтыми мальвами. – Но что это были за пять минут!