Книга Татьяна и Александр, страница 268 – Полина Саймонс

– У этого человека есть воинское звание?

– Больше нет, – ответил Каролич.

– Какое было звание?

– Когда-то был майором. Разжалован в капитаны.

– Капитан, как ваши ребра? Думаете, сломаны? – спросила Татьяна.

– Я не врач, – ответил Александр. – Не знаю. Возможно.

Расстегнув ему рубашку, она медленно ощупала его грудь от шеи до ребер, тихо спрашивая:

– Здесь больно, здесь больно?

Он не ответил. Ничего не сказал, даже не открыл глаза.

Его тело было нечистым, в черных и синих кровоподтеках. Она считала, что у него сломаны ребра, но он не вздрагивал, когда она дотрагивалась до них. Таков был Александр. Он не вздрагивал, когда она отмывала ему голову. И Татьяна решила все оставить как есть.

Она добралась до ножных оков Александра, сняла их и вымыла ему ноги в мыльной воде. Кожа лодыжек на ощупь казалась разъеденной и содранной. В полумраке трудно было различить.

Каролич все сидел. Он даже зажег сигарету и с наслаждением закурил.

– Хотите закурить, медсестра Баррингтон? Это очень хорошие сигареты.

– Спасибо, лейтенант, но я не курю. Наверное, ваш заключенный не отказался бы.

Рассмеявшись, Каролич пихнул Александра в бедро сапогом:

– Заключенные лагерной тюрьмы не пользуются привилегией на курево. Правда, Белов?

Глубоко затянувшись, он выпустил дым в лицо Александру.

Татьяна встала:

– Лейтенант, перестаньте провоцировать заключенного у меня на глазах. Я закончила. Пойдемте.

Александр подавленно вздохнул.

Татьяна собрала свои принадлежности. Каролич защелкнул оковы на запястьях и лодыжках Александра.

– Когда этого заключенного кормили в последний раз? – спросила она.

– Мы кормим его, – резко ответил Каролич, – больше, чем он того заслуживает.

– Как он ест? Вы снимаете с него оковы?

– Никогда не снимаем. Мы ставим перед ним на пол миску с едой, он подползает к ней, наклоняется и ест с пола.

– Он не съел свою еду. Видите его состояние? Это его старая миска? Он ничего не съел, а съели крысы. У вас здесь бегают крысы, лейтенант, потому что вы надолго оставляете пищу на полу и они знают, когда приходить за ужином. Вы ведь в курсе, что крысы переносят чуму? Международный Красный Крест приехал сюда, чтобы добиться устранения случаев подобного жестокого обращения с заключенными. А теперь давайте уберем старую солому и положим под него новую.

Сделав это, Каролич поднял миску с пола.

– Позже ему принесут свежую еду, – отрывисто произнес он.

Она глянула на Александра, лежащего с закрытыми глазами и со сложенными на животе руками в кандалах. Она хотела сказать ему, что вернется, но не хотела, чтобы Каролич услышал ее дрожащий голос.

– Не уходи, – не открывая глаза, сказал он.

– Мы придем позже проведать вас, – слабым голосом произнесла Татьяна, радуясь, что руки у него в оковах, ибо знала, что, имея возможность двигать ими, он не отпустил бы ее.

Татьяну на миг ослепил серый дневной свет. Она замерла на месте, чтобы сориентироваться, и, когда Каролич предложил ей пообедать, отказалась, поскольку ей надо было оценить, сколько у них осталось припасов. Она сказала, чтобы он шел вперед и что она догонит его.

Лагерная тюрьма размещалась справа от ворот и справа от припаркованного джипа Красного Креста. На крыше сторожки стояли двое часовых. Один из них помахал ей. Она открыла джип и заглянула в кузов, заполненный на четверть припасами: яблоками и пакетами с едой. Она понимала, что на размышление у нее остается несколько минут. Немного постояв, она загрузила в тележку шестьдесят аптечек и пошла одна к ближайшему бараку. Тот факт, что она решила пойти в барак без сопровождающего – одна женщина среди двухсот шестидесяти шести мужчин, – говорил о ее отчаянии, но она все предусмотрела. Сумку медсестры она повесила на ручку тележки, а за пояс брюк заткнула свой пистолет Р-38, чтобы каждый мог его видеть.