Книга Леди с дурной репутацией, страница 107 – Тереза Ромейн

Ей не нужно было принимать как само собой разумеющееся доброту Джорджа, ведь он вполне мог обмануть ее, мог иметь в виду совсем не то, что говорил, а волновало его только расследование. Кассандра ожидала, что все будет как раньше и он поступит так же, как другие мужчины: отец, который бросил семью, Чарлз, который любил ее, но использовал для своей выгоды, Фокс, доброта которого ложилась ей на плечи тяжким грузом. Но Джордж оказался другим. Он просто был собой, и Кассандре не хватало его, как живых цветов посреди зимы, как солнца дождливой осенью.

Это было очень больно — хотеть чего-то не в то время и не в том месте. Но кто мог определить именно, то место и именно, то время для Джорджа, для всей ее жизни? Только она.

Господи! Как же ей его не хватает! Но нет, ей нельзя было больше оставаться с ним ни секунды, о чем она и сказала ему. Но так же, как для Джейн в театре, как для ее подруги Магc, следившей за сторожем, каждый момент жизни содержит в себе возможность великодушия.

Сейчас она чувствовала себя совершенно разбитой, не знала, куда себя деть, чем занять. Наверное, есть и другие возможности помогать людям, помимо работы с Чарлзом. Может, удастся найти кого-нибудь, кто захочет помочь ей открыть ресторан. Может, Фокс возьмет ее частным консультантом и заплатит за помощь. А вдруг ей удастся помочь какому-нибудь художнику построить камеру-обскуру, или, может, она сама построит и будет смотреть на мир по-другому?

У нее в кармане лежало пять фунтов, что немало, к тому же еще были люди, которым она небезразлична и на помощь которых она могла рассчитывать.

— Я сниму у миссис Джеллико мансарду, — сообщила она Чарлзу, — а вы с Джейн живите здесь, как только поженитесь.

— Ах, Касс! — Хоть и с трудом, но Чарлз поднялся, отмахнувшись от ее вытянутой руки, и сжал сестру в объятиях, да так, что кости затрещали. — Самым несчастным в твоей жизни был момент, когда ты появилась на свет вместе со мной, а для меня, напротив, это мгновение оказалось счастливейшим.

Ненадолго она положила голову ему на плечо, потом похлопала по спине и высвободилась.

— Это один из лучших случаев проницательности, который ты продемонстрировал после того, как вывалился из окна леди Деверелл и сломал ногу. Перелом пошел тебе на пользу.

Чарлз закатил глаза:

— Ты опять об этом? Я не выпадал из ее окна: до него еще нужно было добраться.

— Как? Она же сказала, что ты был с ней, а значит…

— Ладно, я был с ней… но не в эту ночь. Я использовал эту пер… ну, эту самую вещь и раньше. Пару раз она тоже спускалась таким образом — думала, что это романтично, наверное.

Колокольчики зазвенели в голове, безошибочные колокольчики памяти.

— Подожди! Ты говоришь, что не был у леди Деверелл той ночью, когда сломал ногу, то есть тогда же, когда ранили ее мужа.

— Именно, — пошатнувшись, Чарлз схватился за каминную полку, чтобы не упасть.

— И решетка рухнула, когда ты лез наверх, а не вниз.

— Я думал, мы договорились не произносить больше этого слова.

Касс пронзила его взглядом.

— Да, — ответил Чарлз. — Я только что это сказал.

— Значит, ты так и не добрался до окна.

— Правильно.

С новой информацией воспоминания пришли в хаотическое движение, затем в этом хаосе возник стройный порядок. Если в чем-то нет смысла, лучше как следует обдумать это, а не отбрасывать в сторону. Униженные объяснения леди Деверелл, что в ту полную событий ночь она всего-навсего целовалась с лакеем, не имели смысла. Ее светлости нужно было подтвердить свою невиновность, если только она не была невиновной, а мелкое признание стало щитом, которым прикрывалось более серьезное преступление.