Книга Бандит Ноубл Солт, страница 123 – Эми Хармон

– Я не такой уж плохой, – возразил Ван. – Я и хорошее тоже делал.

Бутч пропустил его слова мимо ушей:

– В том, что мы с Ваном оказались такими, нет вины моего отца.

Это Огастес вполне понял.

– И в том, что делает твой отец, твоей вины тоже нет. Понимаешь?

Огастес, продолжавший шмыгать носом, кивнул.

– Твой отец делает свой выбор. Ты делаешь свой. Если ты хочешь стать хорошим человеком, то станешь. Вот как все просто.

– Но разве вы не хотели стать хорошим человеком? – робко спросил Огастес.

– Нет. Долгое время не хотел. Я убедил себя, что хороших людей не существует. И что я сумею поддерживать равновесие. Творить и зло, и добро… в равной мере.

– И у вас получилось?

– Еще как, черт возьми, – снова вмешался Ван.

Бутч тяжело вздохнул:

– Нет. Нет, Гас. Совсем не получилось.

– Почему?

– Потому что меня разыскивает полиция, и я навсегда останусь преступником. Этого я изменить не могу. Пусть я и постарался исправиться, вести себя лучше, чем раньше, но рано или поздно меня кто-нибудь узнает. Заметит эти самые голубые глаза, опознает Бутча Кэссиди, и меня схватят. Вот с чем мне приходится жить. Твоя мама сказала, что тебя нельзя спрятать… И меня тоже нельзя.

Казалось, эта мысль поразила Гаса.

– Нам придется довольствоваться лицами, которые нам выдала природа.

– Вот именно. Я говорил тебе об этом на корабле, – кивнул Бутч.

– Но Ван сказал, что вы самый везучий сукин сын на всем белом свете. Что вас никто никогда не поймает.

– Нет. Никто не поймает, – подтвердил Ван, наливая себе еще стакан.

Прошло всего-то два дня, а Ван уже оказывал на Огастеса свое влияние. Бутч бросил на брата предостерегающий взгляд, а потом снова повернулся к мальчику:

– Перестань говорить такие вещи, Огастес.

– Нет, не перестану. Потому что я хочу, чтобы так и было. А еще хочу, чтобы вы были моим настоящим отцом. Вы, а не граф Уэртогский.

– Ты не обязан его признавать. Не обязан считать его отцом, да вообще хоть кем-то. Он в твоей жизни не играет никакой роли. И никогда не будет, во всяком случае, я все для этого сделаю. Так что не плачь из-за него, не трать на него время. Он тебе не отец ни в каком смысле, который имел бы значение.

– Но… как вы думаете, это из-за него я так выгляжу?

– Ты о чем?

– Мама сказала, что он чудовище. Но люди так же говорят обо мне.

– Ну, это уже слишком, – покачал головой Ван. – А тебе, Сандэнс, надо бы извиниться, что ты назвал его жабенышем. Извинись сейчас же.

– Заткнись уже, Ван, – прорычал Сандэнс.

– Ты совсем не похож на Уэртога, – соврал Бутч, не обращая на них никакого внимания.

У Огастеса были патрицианский нос графа, его подбородок и лоб, и, если бы не родимое пятно, сходство было бы разительное. Бутч сразу это заметил, но далеко не сразу понял, что Уэртог показался ему знакомым потому, что Огастес был на него похож.

– У меня глаза, как у мамы… Как и у вас, – сдался Огастес.

– Да, глаза у тебя карие, точно как у Джейн Бут. Это теперь мой любимый цвет.

– А я-то думал, тебе зеленые нравятся, – снова вмешался Ван, но Сандэнс одернул его, и оба смолкли, притворяясь, что не подслушивают.

– Маме не нравится эта часть ее имени.

Бутч кивнул, соглашаясь с замечанием Гаса:

– Потому что с этим именем много всего связано. Никто не любит рассказывать всем вокруг о своих обидах и ранах. Достаточно, чтобы о них знали те, кто нас любит.