Книга Топор, страница 26 – Дональд Уэстлейк

Демократия в самой своей основе, поддерживающая лидеров только в обмен на их утоление жадности. Вездесущая соска. Вот почему здоровые компании, прочно сидящие в плюсе, щедрые на дивиденды акционерам, тем не менее увольняют работников тысячами; чтобы выжать чуть больше, нужно выглядеть чуть получше перед этим тысячезубым чудовищем, которое удерживает руководителей у власти, с их компенсационным пакетом в миллион, десять, двадцать миллионов долларов.

О, я знал все это, когда начинал, я знал, кто мой враг. Но какой мне от этого прок? Если бы я убил тысячу акционеров и вышел сухим из воды, что бы я выиграл? Что мне это даст? Если бы мне пришлось убить семерых руководителей, каждый из которых приказал уволить по меньшей мере две тысячи хороших работников в здоровых отраслях промышленности, что бы я получил от этого?

Ничего.

Все сводится к тому, что генеральные директора и акционеры, которые их туда поставили, являются врагами, но не они являются проблемой. Это проблема общества, но не моя личная проблема.

Эти шесть итогов. Это моя личная проблема.

Конечно, убийства Риксов попадают в телевизионные новости, поскольку они гораздо более драматичны, чем смерть Герберта Эверли. Через девять часов после того, как я убил их, я сижу в своей гостиной с Марджори, и мы смотрим, как мои преступления описывает торжественно взволнованная блондинка в хорошем зеленом костюме. Бетси и Билли с нами нет. Они никогда не смотрят новости, не интересуясь ничем, кроме своей непосредственной жизни. В данный момент, перед ужином, я полагаю, Бетси разговаривает по телефону, как она это часто делает, а Билли сидит за компьютером, как он обычно такой, когда мы с Марджори смотрим мои убийства в новостях, и Марджори говорит: «О, Берк, это ужасно».

«Ужасно», я согласен.

Странно, но так или иначе, я не совсем понимаю свои действия по рассказу блондинки. Факты, по сути, верны; я действительно преследовал жену через лужайку и застрелил ее там, и я действительно перехватил мужа в гараже и застрелил его там, и я действительно ушел без следа, без свидетелей, без зацепок за свой след.

Но почему-то не тот тон, не тот смысл. Слова, которые она использует — «брутальный», «дикарь», «хладнокровный» — производят совершенно неправильное впечатление. Они не учитывают ошибку, которая стала причиной всего этого. Они не учитывают панику и замешательство. Они не упоминают дрожь, потливость, ледяной страх.

Но это еще не все, и сразу. У них есть подозреваемый! Полиция допрашивает его, даже сейчас, в эту самую минуту.

Видели, как его выводили из офисного здания в кампусе местного колледжа. Это одетый в твидовый костюм мужчина средних лет с покатыми плечами, седой вдовьей козырьком и большими бифокальными очками. На нем нет наручников, но он тесно окружен мускулистыми полицейскими штата, один из которых кладет руку на голову подозреваемого, когда его усаживают на заднее сиденье белой полицейской машины штата.

Его зовут Льюис Рингер, и он профессор литературы в местном колледже. Он также неприемлемый любовник Джун Рикс, восемнадцатилетней младшей дочери убитой пары. Он тот человек, за которого меня принимала ее мать, и я более внимательно смотрю на то, как он мельком мелькает от здания до полицейской машины, во второй и третий раз, когда они показывают это. Я тоже ношу большие бифокальные очки, и у меня тоже козырек серой вдовы, но в остальном я не вижу никакого сходства. Миссис Рикс была очень глупой женщиной. Я стараюсь не думать, что она получила по заслугам, но эта мысль действительно бродит у меня в голове.