Онлайн книга «Художник из 50х»
|
Допил чай до дна, поставил пустое блюдце рядом с собой. Ещё немного посидел, глядя вверх, затем поднялся и зашёл в дом. Но перед тем как закрыть дверь, обернулся: — Спасибо за компанию. Луна не ответила, но ему показалось, что она слегка кивнула сквозь облако, медленно проплывшее по небу. Гоги лёг на узкую кровать и накрылся одеялом, но сон не шёл. Адреналин всё ещё гулял по венам, заставляя сердце биться чаще обычного. Тело помнило недавнюю драку — каждый удар, каждое движение, каждую секунду опасности. Он закрыл глаза, пытаясь расслабиться, но вместо покоя в голове всплыли другие воспоминания. Не его, Алексея Воронцова из 2024 года, а Георгия Гогенцоллера — фронтовика, прошедшего всю войну. Сначала промелькнули отдельные кадры — окопы, заполненные грязной водой, запах пороха и крови, крики раненых. Потом воспоминания стали чётче, ярче, словно проявляющаяся фотография. Ночь под Сталинградом. Октябрь сорок второго. Разведгруппа получила задание — зачистить немецкий опорный пункт в развалинах завода. Втроём пошли, а вернулся он один. Гоги ворочался на кровати, но память была безжалостна. Вот он ползёт по развалинам, нож зажат в зубах, автомат на спине. Каждый камень может скрывать врага, каждая тень — смерть. Первый немец появился неожиданно — выглянул из-за обломка стены, автомат наизготовку. Гоги среагировал быстрее — нож вошёл между рёбер беззвучно, точно. Враг осел, даже не успев крикнуть. Второй был осторожнее. Услышал шорох, обернулся, но поздно. Удар в горло — и тишина снова воцарилась в развалинах. Кровь была тёплой на руках, липкой, противной. Дальше — хуже. Целое гнездо пулемётчиков в подвале разрушенного цеха. Пять человек, все спят. Надо было взять их живыми для допроса, но один проснулся, потянулся к автомату… Резня в темноте. Нож работал быстро, жестоко, эффективно. Гоги убивал, как автомат — механически, без эмоций, с холодной профессиональностью солдата. Один, второй, третий… Крики, предсмертные хрипы, запах крови и пороха. — Нет, — прошептал он в подушку, пытаясь прогнать видения. Но память была неумолима. Вот он сидит среди трупов в подвале, весь в крови, дрожащими руками достаёт документы убитых. Важные бумаги — схема обороны, шифры, планы контратак. За это дадут орден, скажет потом командир. А пока он просто сидел и смотрел на мёртвые лица. Молодые, совсем ещё мальчишки. У одного в кармане нашёл фотографию — девушка блондинка улыбается в объектив. Невеста, наверное. Или сестра. Гоги перевернулся на другой бок. В комнате было душно, пот выступил на лбу. Война не отпускала — даже через восемь лет после победы она жила в теле Георгия Гогенцоллера, в его мышцах, рефлексах, кошмарах. Вспомнился ещё один эпизод — под Курском, летом сорок третьего. Ночная атака на немецкие траншеи. Он полз по-пластунски, нож в зубах, гранаты на поясе. До цели — метров пятьдесят. Часовой заметил его, когда оставалось метров десять. Крикнул что-то по-немецки, схватился за винтовку. Гоги метнул нож — попал в горло. Часовой упал, но шум разбудил остальных. Началась свалка в темноте. Автоматы строчили вслепую, освещая траншею вспышками выстрелов. Гоги орудовал сапёрной лопаткой — удобное оружие для ближнего боя. Рубил, как дровосек, не видя лиц, только силуэты. Немцы отступили к своему блиндажу, а он остался в траншее один. Кругом лежали тела — и свои, и чужие. Некоторые ещё стонали, просили воды, звали мать. На разных языках, но одинаково жалобно. |