Книга Художник из 50х Том II, страница 20 – Сим Симович

Этой смесью он нарисовал древнюю священную рощу. Стволы деревьев получились объемными, фактурными, будто настоящая кора. Добавил несколько зеленых мазков обычной краской — листва, трава. Контраст между гладкой краской и зернистой кофейной текстурой создавал удивительный эффект.

— Пахнет «почти» как настоящий лес после дождя, — усмехнулся Гоги, вдыхая аромат кофе.

Последний, девятый лист он решил посвятить коллажу. Вырезал из старых газет кусочки текста, наклеил их как основу для одежды персонажей. Поверх нарисовал лица и руки обычными красками. Получился странный эффект — герои словно состояли из слов, из самой истории.

Когда все девять листов были готовы, Гоги отступил от стола и окинул их взглядом. Каждый эксперимент открывал новые возможности, новые способы передать атмосферу древнего русского леса.

— Классика скучна, — пробормотал он, закуривая сигарету. — Отпечатки пальцев слишком детские. Иконописный стиль — архаичен. А вот акварельные разводы… интересно.

Он подошел к листу с разбрызгиванием щеткой, внимательно рассмотрел фактуру. Этот эффект можно было использовать для сцен дождя, тумана, магических превращений.

Кофейная гуща тоже давала интересные возможности. Для изображения коры деревьев, старых деревянных построек, земли — естественные текстуры, которые невозможно получить обычными красками.

— Смешанная техника, — сказал он вслух. — Основа — акварельные разводы для фонов. Персонажи — четкие контуры тушью. Текстуры — разбрызгивание и природные материалы. Детали — тонкой кистью.

Гоги взял чистый лист, начал делать итоговый эскиз, объединяющий лучшие находки всех экспериментов. Василиса материализовалась из акварельного тумана, её сарафан получил фактуру от разбрызгивания, лицо было прорисовано четкими линиями туши.

Результат превзошел ожидания. Получился стиль совершенно новый для советской мультипликации — живописный, фактурный, одновременно современный и архаичный. Стиль, который идеально подходил для истории о древних духах и вечной красоте русского леса.

За окном дождь усиливался, а на столе лежали эскизы будущего шедевра. Эксперименты закончились — теперь предстояла не менее сложная работа по внедрению этих находок в производственный процесс студии.

Гоги сидел в своем кабинете, уставившись в окно на серое московское небо. Пепельница перед ним была полна окурков — он курил уже который час подряд, затягиваясь глубоко и медленно. Дым заполнил комнату густой пеленой, но открывать форточку не хотелось.

На столе лежали нетронутые документы. Смета на следующий месяц, заявки на материалы, письма от актеров. Все это требовало его внимания, решений, подписей. Но руки словно налились свинцом — даже поднять ручку казалось непосильной задачей.

Он затянулся очередной сигаретой, выпустил дым в потолок. Серые клубы медленно поднимались вверх, растворяясь в спертом воздухе. Время тянулось вязко, как патока. Где-то в коридоре слышались шаги, голоса сотрудников, но все это доносилось словно издалека, через толстое стекло.

Антонина Ивановна заглядывала в кабинет трижды. Каждый раз он кивал ей, бормотал что-то невразумительное про «сейчас посмотрю» и «через пять минут». Она уходила, а он продолжал сидеть неподвижно, глядя в никуда.

Усталость была не физическая — моральная. Как будто все силы, вся энергия, весь творческий запал внезапно иссякли. Еще вчера он горел идеями, планами, мечтами о великом фильме. Сегодня все это казалось бессмысленным, ненужным, чужим.