Книга Художник из 50х Том II, страница 29 – Сим Симович

Гоги достал из кармана блокнот, быстро набросал портрет девочки у фонтана. Несколько уверенных штрихов — и на бумаге ожила детская непосредственность, радость открытия мира.

— Вот для кого стоит терпеть всю эту бюрократию, — пробормотал он.

Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в розовые тона. Дети постепенно расходились по домам, сквер пустел. Но в душе Гоги что-то изменилось — вернулась ясность цели, понимание смысла работы.

Он встал со скамейки, решительно направился обратно к студии. В кабинете достал из сейфа папки с раскадровками, разложил на столе. Административные дела подождут до завтра — сейчас нужно было работать.

Карандаш лёг в руку привычно, линии потекли по бумаге уверенно. Сцена знакомства Василисы с Лешим обретала зримые очертания. В каждом штрихе была любовь к будущему фильму, вера в его необходимость.

— Двадцать первый кадр, — пробормотал Гоги, прорисовывая выражение удивления на лице Василисы. — Крупный план. Глаза широко раскрыты, но страха в них нет — только любопытство.

Работа шла легко, вдохновенно. Усталость от бумажной волокиты растворилась, уступив место творческому азарту. Каждый кадр рождался из понимания — этот фильм нужен детям, нужен стране, нужен ему самому.

За окном стемнело, в студии зажглись огни. Гоги работал при настольной лампе, не замечая времени. На листах раскадровки оживала сказка — добрая, мудрая, красивая.

К полуночи он закончил ещё тридцать кадров. Целую сцену — от появления Лешего до его первого разговора с Василисой. Диалог без слов, где всё говорили жесты, мимика, композиция кадра.

Гоги отложил карандаш, окинул взглядом проделанную работу. На столе лежала основа будущего шедевра — детально проработанная, продуманная до мелочей. Завтра художники начнут переводить эти наброски в цветные эскизы, а потом в готовые кадры.

Он подошёл к окну, посмотрел на ночную Москву. Где-то в квартирах спали дети, которым предназначался этот фильм. Девочки, мечтающие о волшебных лесах. Мальчики, которые хотят стать защитниками природы.

— Стоит, — тихо сказал он своему отражению в стекле. — Всё это стоит того.

Силы вернулись полностью. Не физические — моральные, творческие. Понимание цели, веру в важность дела, готовность преодолевать любые препятствия ради результата.

Завтра снова будут сметы и отчёты, согласования и резолюции. Но теперь он знал — это всего лишь инструменты, средства для достижения настоящей цели. Цели, у которой есть лицо светловолосой девочки из сквера, верящей в сказки.

Гоги собрал раскадровки, запер в сейф, выключил свет. Рабочий день закончен, но завтра будет новый. Полный веры в себя и в своё дело, он покинул студию А4+ и направился домой, в Переделкино, где его ждал заслуженный отдых.

Утро в Переделкино начиналось с птичьего гомона и запаха росы на траве. Гоги проснулся рано, как всегда, но сегодня у него были особые планы. За завтраком он листал записную книжку, составляя список вещей, которые нужно забрать из барака.

— Стол, — бормотал он себе под нос, записывая. — Стул с плетёным сиденьем. Шкаф дубовый… И нож, конечно.

Последний пункт он подчеркнул дважды. Старый нож-бабочка был не просто инструментом — это была связь с прошлым, с теми вечерами, когда он вырезал фигурки при свете керосиновой лампы.

После завтрака он позвонил на автобазу студии.