Книга Художник из 50х Том II, страница 31 – Сим Симович

— Да, в Переделкино. Работа требует…

Она кивнула, не глядя ему в глаза.

— Понятно. А я всё думала… — Нина замолчала, покусала губу. — Думала, может, ещё увидимся как-нибудь.

— Обязательно увидимся, — поспешно сказал Гоги. — Работы много сейчас, но летом схожу, проведаю соседей.

— Хорошо, — улыбнулась она грустно. — Счастья вам, Георгий Валерьевич. Искреннего счастья.

Когда стол погрузили в кузов грузовика, Гоги вернулся за остальными вещами. Стул был легче, но не менее красивым — спинка украшена резными завитками, подлокотники отполированы до блеска.

Шкаф оказался самым тяжёлым.

В ящике письменного стола лежали мелочи — ручки, карандаши, старые письма. И в самом дальнем углу — знакомая тяжесть складного ножа. Гоги достал его, открыл. Лезвие блеснуло в солнечном луче.

Нож-бабочка с костяными накладками, потемневшими от времени и рук. На лезвии была выгравирована надпись готическими буквами: «Solingen, Germany». Трофей времён войны или подарок — неважно. Главное, что этим ножом можно было творить маленькие чудеса.

Гоги провёл пальцем по лезвию — острое, как бритва. Сразу вспомнились вечера, когда он вырезал деревянных зверушек, медвежат и птиц. Простое, успокаивающее занятие, которое упорядочивало мысли.

— Нашли что-то ценное? — спросил водитель.

— Очень ценное, — Гоги аккуратно сложил нож, убрал в карман. — Инструмент для души.

Последними вещами были книги — небольшая библиотека Георгия Валерьевича. Классика русской литературы, несколько альбомов по искусству, справочники по живописи. Всё помещалось в две картонные коробки.

Когда комната опустела, Гоги ещё раз обошёл её взглядом. Голые стены, пыльный пол, выцветшие обои. Ничего не напоминало о том, что здесь когда-то жил человек, мечтал, работал, строил планы.

— Странно, — пробормотал он. — Как будто и не жил здесь вовсе.

— Это нормально, — философски заметил Иван Степанович. — Дом — это не стены, а то, что в них происходит. А жизнь ваша теперь в другом месте.

Они заперли комнату, спустились вниз. Старушки на крыльце провожали их любопытными взглядами.

— Ну что, Георгий Валерьевич, совсем от нас уходите? — спросила Марья Кузьминишна.

— Не совсем. Навещать буду. А если что понадобится — обращайтесь. Теперь у меня возможностей больше.

— Спасибо на добром слове. Счастливо вам на новом месте!

Грузовичок тронулся с места, увозя Гоги от барака навсегда. В боковое зеркало он видел, как машут руками соседи, как скрывается за углом невзрачное здание, бывшее домом несколько месяцев.

— А мебель-то куда ставить будем? — поинтересовался Иван Степанович. — В коттедже уже всё обставлено небось.

— В мастерскую. Там как раз не хватало рабочего стола и шкафа для инструментов.

— Правильно. Творческому человеку нужно рабочее место по душе.

Дорога обратно в Переделкино показалась короче. Может, потому что машина была гружёная и шла медленнее. А может, потому что Гоги был погружён в размышления о прошлом и будущем.

В мастерской коттеджа мебель встала как родная. Резной стол у северного окна — идеальное место для тонкой работы. Шкаф в углу — для инструментов, красок, заготовок. Стул с плетёным сиденьем — для долгих творческих вечеров.

Иван Степанович помог расставить всё по местам, отказался от угощения — торопился на базу. Когда грузовичок уехал, Гоги остался один в обновлённой мастерской.