Книга Развод в 40. Счастье на десерт, страница 3 – Лия Пирс

Я не плакала. Слезы казались мне слишком щедрой данью этому фарсу. Они были бы подарком для Олега, подтверждением, что он ранил меня в самое сердце, но внутри была лишь пустота, сухая и безжизненная, словно я проглотила пепел собственной жизни и потеряла всякий вкус.

С кухни все еще тянуло сладковатым запахом вишни и сдобного теста. Я подошла, отломила кусок пирога, откусив, и чуть не рассмеялась горьким, истеричным смехом.

Ирония судьбы продолжалась. Вишня, которую я собирала вручную на даче, которую перебирала, боясь пропустить ни одной испорченной ягоды, оказалась приторно–сладкой, почти прилипающей к небу, хотя я специально уменьшила количество сахара, чтобы не перебить ту самую, любимую мужем, приятную вишневую кислинку. Видимо, вселенная решила подколоть меня до конца: «Вот тебе, Елена, твоя сладкая жизнь. Кушай, не обляпайся».

— Он ведь все равно вернется, — я запустила пальцы в волосы, сжимая их в кулаки. — Что я ему скажу?

* * *

Олег вернулся глубоко за полночь. Я услышала, как ключ неуверенно, с несколькими ошибочными тычками, ищет замочную скважину, и даже по этому звуку поняла, что он пьян. Не валится с ног, а в том самом расслабленно–довольном состоянии, когда мир кажется устроенным исключительно для его удовольствий. Он ввалился в прихожую.

— Лена, давай без истерик, — брякнул он с порога, снимая ботинки и не попадая рукой на вешалку для пиджака. — Я устал. Ты и так все поняла, умная же.

Я сидела в кресле в гостиной, в полумраке, освещенная только тусклым светом из коридора. Сидела неподвижно, как школьная учительница, ждущая у себя в кабинете провинившегося двоечника после проваленной контрольной.

— Ну давай, — ответила я ровным, безжизненным голосом. — Удиви меня. Расскажи, что это была не измена, а корпоративный тимбилдинг или мозговой штурм в нестандартном формате. Я вся во внимание.

Олег фыркнул, наконец–то повесил пиджак, который тут же свалился на пол. Он даже не наклонился, чтобы поднять его.

— Лена, хватит. Ты взрослая, адекватная женщина. Ну случилось. Мы с тобой… — он замялся, ища слова, — мы стали разными людьми. Ты всегда такая… колючая, язвительная, вечно все знающая лучше всех. И знаешь, раньше у меня от этой твоей уверенности аж вставал, но с годами… — он тяжело вздохнул, и от этого вздоха, полного показного страдания, меня затрясло. — Блять, ты просто не представляешь, как это бесит! Мне надоело оправдываться. Хочется другого. Мягкости, глупости какой–то, нежности! Чтобы меня просто обняли и сказали «все будет хорошо», даже если я облажался! А не тыкали носом в мои же ошибки!

Я смотрела на него, на этого распаренного, оправдывающегося мужчину, и чувствовала, как по пальцам зачесалось желание влепить ему смачную, оглушающую пощечину, но рука не поднялась.

— И двадцатилетняя юбка, которая смотрит на тебя как на бога только потому, что считает тебя богатеньким Буратино, — идеальный кандидат на роль этого душевного одеяла, да? — сказала я.

Он нахмурился, его лицо исказила гримаса раздражения.

— Вот, вот видишь! Опять! Ты не понимаешь… Ты живешь в своем мире, где все по полочкам. Ты, словно робот! А я не хочу хоронить себя в сорок лет! Хочу чувствовать себя живым!

Я медленно поднялась с кресла и подошла к нему вплотную.

— А я, значит, хочу хоронить себя в сорок лет? — прошипела я, и мой голос наконец–то сорвался, зазвенев от ненависти. — Я, которая годами выносила твои бесконечные «рабочие ужины»? Которая сидела с твоей матерью в больнице, пока ты был в командировке? Которая рожала твою дочь одна, потому что ты «застрял на сделке»? Которая закладывала свои сережки, чтобы заплатить за твой первый франчайзинг, когда все банки тебе отказали? Я похоронила свою карьеру, свои амбиции, свои мечты на алтарь этого нашего «общего» дела! И все, что ты можешь сказать — «хочу чувствовать себя живым»⁈