Книга Узы Белого Лотоса, страница 113 – Адела Кэтчер

Осознание того, что ты жив, приходит, когда для тебя куда важнее становится жизнь другого человека.

Я знаю этого ребенка очень давно. Чужие дети растут весьма быстро, но даже так я понимаю – это давно. Какая это пропасть в воспоминаниях: наши четыре года и двенадцать, правда? Сначала он бывал здесь как на экскурсии: смотрел, трогал, смеялся над юморными открытками, которые еще не мог прочитать, но ему их каждый раз зачитывали вслух. У его взрослого спутника всегда было время на то, чтобы это сделать. Взрослого… Человек рядом был так же юн внутри, как этот малыш, но с ребенком он – взрослый. И мне приходилось мириться с этим, ведь для меня они оба – дети.

Мальчик становился старше, но все равно приходил. Его визиты – словно добрая традиция, от которой ни за что не откажешься, хотя в ней не больше смысла, чем в исчерканной нетвердой детской рукой бумаге. Но для кого-то это – целый мир.

Я всегда лишь наблюдала, но однажды это изменилось. Сун Бэй – так зовут это очаровательное юное создание – подошел к моей стойке, краснея от шеи до линии роста волос, и вежливо попросил меня прочитать написанное им письмо. Ему было восемь, почти девять, но он очень не хотел, чтобы в его строках были ошибки или разночтения. Я тогда бросила взгляд на сопровождавшего мальчика юношу, который, словно специально, не подходил к нам, рассеянно изучая полки, но не стала отказывать.

До сих пор я помню вставший в моей горле ком и взвившееся из центра груди чувство, обуявшее меня, когда я прочитала это письмо. Сун Бэй писал своей маленькой сестре, но тронуло меня вовсе не это. Похоже, он знал, что человек, который заботится о нем, не прочитает его. Скорее всего – по его же просьбе.

А жаль. Такую любовь – безусловную, благодарную, сбивающую с ног своей чистотой – нельзя прятать. Нельзя терять ни капли этого чувства. Но всему свое время. Так я тогда подумала, не в силах сдержать улыбку, не в силах заставить себя не смотреть на человека, воспитавшего такое мягко греющее солнце. Цай Ян заслуживал каждого написанного о нем в том письме слова.

И сейчас – заслуживает.

* * *

Как ни старается, Цай Ян не может до конца понять, зачем попросил Ло Кая остаться на кухне, пока они будут разговаривать с А-Бэем. Как будто его присутствие за стенкой что-то меняет. Как будто этот человек, как талисман на удачу, сможет что-то сделать лучше самим фактом наличия. Но так и правда спокойнее, каким бы странным это ни казалось.

А-Бэй ведет себя очень расслабленно. У него явно хорошее настроение. Наверное, удачный день в школе, думает Цай Ян. А тут он с вопросами, которые ставят в тупик даже его самого, взрослого. Хотя с этим Цай Ян бы, наверное, поспорил. Сейчас он, как никогда в своей жизни, чувствует себя маленьким ребенком, которому хочется зажмуриться, зажать ладонями уши и спрятаться в шкаф, сделав вид, что ничего не происходит. Если это игнорировать, оно уйдет.

«Ну конечно», – язвительно и хлестко отзывается какая-то часть Цай Яна, которая, наверное, всегда и отвечает за его «взрослые» решения.

Он вздыхает, открывая дверь в комнату А-Бэя и пропуская его вперед. Внутри из освещения – только экран ноутбука да токийские фонари теплых оттенков от красного до желтого, которыми залита вся улица внизу. До их третьего этажа доходит мягкий рассеянный свет, из-за которого не всегда понятно, какого цвета небо над высоченными зданиями вокруг.