Книга Форчекинг, страница 46 – Камила Соколова

Она не услышала меня. Вместо стона раздался всхлип, потом еще один, и она заплакала… во сне.

Я вздрогнул. Я никогда раньше не видел, как люди плачут во сне. И выглядит это еще хуже, чем наяву. Глаза закрыты, из-под ресниц текут слезы. Миша тихо скулила, а ее пальцы неистово сжимали ткань простыни.

— Миша, — я взял ее за плечи. — Это всего лишь сон.

Стоны и всхлипывания прекратились, словно ее мозг пытался осознать мои слова. Я протянул руку и заметил, что мои пальцы дрожат. Я на секунду замер, не решаясь, но все же дотронулся до ее лба. Кожа была прохладной и влажной. Мои пальцы задрожали еще сильнее. Я убрал волосы назад, провел рукой по ее лбу и спустился к щеке.

— Миша, — сказал я. — Проснись, пожалуйста.

Я старался не фокусироваться на мягкости и шелковистости ее кожи, думал лишь о том, что ее надо разбудить, не напугав еще больше. Но в уголке сознания кто-то неприятным голосом нашептывал вопросы о том, насколько нежна будет ее кожа под моими губами и насколько соленые ее слезы на вкус.

Наконец, она приоткрыла глаза, и оттуда хлынул поток влаги, накопившийся под закрытыми веками. Я оглянулся в поисках платка или чего-нибудь, чтобы вытереть ей лицо. На стуле валялась ее футболка. Я взял ее и вытер Мише щеки, лоб и шею.

— Что ты делаешь? — прошептала она. Даже шепот был сдавленным и низким.

— Тебе опять приснился кошмар, — сказал я.

Она присела на кровати и некоторое время молча смотрела на одеяло, обвившее ее талию, на скомканную простыню, на мокрую футболку у меня в руках. Потом провела рукой по опухшим, соленым от слез губам и потерла глаза:

— Похоже, что я плакала во сне.

Я кивнул.

— Жуткое зрелище, да? — спросила она меня.

Я снова кивнул, боясь сказать что-нибудь резкое, что могло бы напугать ее.

— Тебе опять снился отец? — спросил я. — Снова хоккей?

Она отрицательно покачала головой и чуть дрожащими губами произнесла:

— Я не помню.

— Ты сегодня в ледовом снова была сама не своя. Может, на тебя так действует эта атмосфера? — предположил я и встал с кровати. Я очень боялся, что она попросит, чтобы я снова обнял ее, а учитывая то, что я с трудом удерживал взгляд на уровне ее лица, прикасаться к ней сейчас было выше моих сил. Совершенно необъяснимая ситуация. Я не понимал, что происходит и почему я так реагирую. Я мог бы предположить, что такое возможно, если бы у меня давно не было секса. Но этим вечером…

Она смотрела на меня, словно все же ждала от меня чего-то — не знаю, сочувствия, реакции. Но я не знал, что сказать, поэтому молчал.

— Глупости, — произнесла она резким голосом. — Как на меня может действовать эта атмосфера, если я всю свою жизнь только и делала, что таскалась по ледовым дворцам?

Она посмотрела на меня таким взглядом, что я тут же опустил глаза в пол.

— Может быть, это твое присутствие двадцать четыре на семь нервирует меня, — она расправила одеяло и накрыла ноги, стараясь не обращать на меня внимания. — Выйди, пожалуйста. Мне нужно переодеться.

Я развернулся и покинул комнату.

Спустя сорок минут, лежа у себя, я видел, что у Миши горит свет, и, скорее всего, она не спит. Я испытывал странное ощущение: с одной стороны, она меня ужасно раздражала тем, что с ней бесконечно что-то случалось. И вот сейчас вместо того, чтобы спать перед дорогой до Москвы, я лежал и прислушивался к шорохам, доносившимся из ее комнаты. С другой стороны, мне было очень жаль ее. Она ведь и в самом деле была ранимой и маленькой, несмотря на эти выходки с поцелуями незнакомых парней. Более того, она была одинока и уязвима. Я представил Мишу, лежащую без сна, обнимающую своего зайца и смотрящую через окно в темное петербургское небо.