Книга Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе, страница 57 – Аля Кружинина

Класс безмолвствовал, как в трагедии Пушкина «Борис Годунов».

– Тогда я отвечу. Вы сорвали мне урок – вот что произошло. Поэтому сейчас вы достаете учебники и читаете новую тему сами. А в конце урока я скажу вам пару слов. У кого-то есть возражения?

Возражений не было. Он снова опустился за стол и принялся что-то писать. Мишка тоже сел. Класс молча зашуршал учебниками. Было грустно – никогда еще Константин Петрович не наказывал нас. Остаток урока мы просидели в полной тишине. Уже перед самым звонком директор попросил нас убрать все с парт и тихо начал:

– Послушайте меня, восьмой класс. Вы помните, что в этом году вы заканчиваете школу? Вам осталось учиться всего полгода. Полгода. Вы… Многие из вас – большинство – были одной семьей восемь лет. Только задумайтесь: вы были вместе большую половину своей жизни. Вы пришли в школу совсем маленькими несмышленышами и тут взрослели и, я надеюсь, умнели. Так почему вы ведете себя сейчас как последние… болваны?! Уже через полгода вы расстанетесь. И все! Эта часть жизни навсегда останется для вас позади. Многие из вас никогда больше даже не встретятся. Неужели вы серьезно хотите тратить эти последние полгода в школе на какие-то вам самим – я уверен в этом! – непонятные выяснения отношений, на эти ваши… ссоры? Может, стоит наконец-то повзрослеть?!

Он замолчал. Мы никогда раньше не видели его таким… человеческим, что ли. В классе повисла напряженная тишина, которую почти тут же прервал звонок.

– Урок окончен. Все свободны… Хотя нет, не все. Вы, – он кивнул мне и Мишке, – останьтесь.

Все встали и, прощаясь с Константином Петровичем, быстро и молча вышли из класса.

Мы остались на своих местах. Мишка на второй парте в центральном ряду, я на второй парте у окна.

– Садитесь ближе.

Мы послушались и, не глядя друг на друга, передвинулись на парту вперед каждый в своем ряду – через проход пересаживаться не стали.

Константин Петрович посмотрел на свое отражение в шкафу и попытался пригладить волосы, которые растрепались во время его выступления перед классом и торчали вихрами в разные стороны. Потом принес свой стул, поставил его спинкой к своему столу и оказался между нами в проходе – вершиной равнобедренного треугольника. Пауз за последние полчаса было достаточно, а времени оставалось мало, и он начал сразу:

– Что вы творите? Если я правильно понял, у вас двоих конфликт. Но при чем тут весь класс? Вы можете мне объяснить по-человечески, почему из-за вашего – как вы сказали, Михаил? – «личного дела» – класс раскололся на две части? Объясните, как это могло произойти? Какое дело всему классу до вашего личного конфликта?

– Я не знаю и не отвечаю за весь класс. Это их дело. Пусть делают что хотят. Может, им просто нравится так, – с вызовом, глядя прямо в глаза директору, заявил Мишка.

Я не знала, что тут можно сказать, поэтому молчала.

– Да, с одной стороны, ты прав: они, как и вы, уже не дети и должны сами уметь отвечать за свои поступки. Но мне казалось, ты для них лидер? Ты пользуешься авторитетом не только у одноклассников, но и у учеников из других классов. Ты это знаешь – не можешь не знать. Они признали тебя своим лидером, и, значит, на тебе лежит ответственность – как ты думаешь?

– Стоп-стоп-стоп. Это же они меня признали, не я их заставил… Может, у них выбора не было.