Книга Сиа, страница 52 – Анюта Соколова

— Огромной, чистой и взаимной любви, — патетически объявила я. — Ширан был папиным протеже, молодым талантливым учёным… Хотя, почему «был» — он и сейчас, вероятно, жив-здоров и преуспевает. Знал бы ты, как он за мной ухаживал! Шикарные букеты каждую неделю, ежедневные визиты с подарками, шоколад от Конжé, билеты в театр… О прогулках-выставках-ресторанах я уже и не говорю. Отец сдался и со слезами на глазах пожелал нам счастья.

— И ты действительно была счастлива? — Нэл впился в меня взглядом. — С человеком, который вышвырнул тебя из дома лишь потому, что ты — полукровка? Верила, что он тебя любит?

— Я смотрю, ты целитель почище меня, — нервно хохотнула я. — Вскрываешь застарелые нарывы с ловкостью заправского хирурга. Да, Нэл. Любила и верила. В ту ночь, когда он меня выгнал, сидела в машине и рыдала от отчаяния. Пока наутро не проснулась гордость. Гордость — потрясающее чувство: оно поднимает с колен не хуже пинка под зад.

— Хорошая фраза, — встрепенулся он. — Надо запомнить.

— Чего там помнить, — я посмотрела на часы. — Мы здесь кукуем уже пятьдесят восемь минут. Сейчас нас заберут на допрос, потом прихлопнут. Облегчиться на дорожку не желаешь?

— Не с чего облегчаться. Сколько мы уже не ели и не пили? — Нэл вскинул голову. — Хочу сказать: мне жаль, что мы с тобой так неудачно встретились. Жаль, что сейчас умрём. Я хотел бы познакомить тебя с моими родителями и братом, вы понравились бы друг другу. И ещё… Я это понял только что. Уна, мне безразлично, сколько у тебя сердец. Прости, что так по-идиотски себя вёл.

Он протянул мне руку: над его головой ослепительно сияла синева. Яркая-яркая, без малейшей посторонней примеси другого цвета. Уважение? Симпатия? Доверие? Чёрт его знает.

Но точно не ненависть.

Мьесс Ру́перт Ольен в свои сорок девять лет выглядел на шестьдесят — и это при том, что к его услугам были все целители Хитара. Личное присутствие правителя на допросе стало для меня неожиданностью, ещё больше удивили его эмоции: сочетание оранжевого и изумрудного с лиловым и розовым. Тревога, обида, презрение и страх. Я без стеснения изучала землистое, одутловатое лицо, не приукрашенное ретушью. Мьесс Ольен злоупотреблял алкоголем и не соблюдал диету, отчего я, как целитель, предсказала бы ему скорые проблемы с сосудами, сердцем и почками. К сожалению, моя профессиональная компетенция заботила правителя в последнюю очередь.

— Вы присутствовали при зверском истязании людей?

— Военных не истязали. Им приказали перебить друг друга, что они и выполнили за несколько минут.

— Отвечайте на конкретный вопрос, — встрял морщинистый мьесс с тройным подбородком и отвисшими щеками. Про себя я назвала его Сморчком.

— Да, я видела казнь.

— И после этого вы, мьесса Ай-Руж, гражданка Хитара, согласились стать посредником между правительством и убийцами?

— Только в течение последнего месяца в Амьере из-за жестокого обращения погибли девять несовершеннолетних сиа. Всего за прошедший год было изнасиловано и убито шестнадцать сиа, из них двенадцать — подростки. Так кто, по-вашему, мьесс Ольен, убийца: тот, кто воюет с солдатами или с детьми?

— Вы понимаете, что ваши слова — государственная измена? — ореол правителя полыхнул красным, его густые брови сошлись на переносице.

— Нет никакой измены в том, чтобы напомнить людям о человечности. Вам это понятие незнакомо, я поясню: сострадание, доброта, эмпатия, терпимость к тем, кто отличается от нас.