Книга Самая высшая власть, страница 24 – Анюта Соколова

– И десяток чистящих заклинаний, – подхватывает он. – Боязнь грязи?

– Желание быть безупречным?

– Давай проверим кабинет.

Что такое рабочий кабинет я знаю: видела папин. Плотно набитые папками шкафы, длинный стол для совещаний и два визора. На столе полный порядок: внутренний коммуникатор, ежедневник, распечатанные сводки новостей и обязательная кружка с грофом. У Алонио из всего перечисленного один визор. Когда Алан его включает, на экране появляется требование пароля.

– Надо спросить у Никоса: может, он знает? Или секретарь-бухгалтер, как его?

– Патер Керин. А сам не попробуешь подобрать?

– Кодовое слово имеет смысл лишь в глупых визосериалах, – хмыкает Алан. – Нормальные пароли состоят из случайных букв и цифр. Но факт, что визор запаролен, говорит о крайней осторожности. Лично я дома пароль не ставлю.

– Ты живёшь один. Папа ставит всегда – привычка. Шед из любопытства пытался взломать, не получилось.

– Я дедов взламывал. Из принципа. Но он у меня не мудрил, всегда вводил имя покойной бабушки и разные памятные даты.

Киваю и только потом понимаю, что я впервые слышу про семью Алана.

– Деда? Не отца?

– У меня не было отца, – Алан заглядывает под стол. – И матери не было. Дед заливал мне про героически погибших боевиков. А после его смерти я узнал, что родители живы и вполне себе благополучны, просто никто не захотел разводиться из-за нагулянного на стороне ребёнка. Семья отца вообще на знала о моём существовании, муж матери поскандалил и успокоился, удовольствовался тем, что меня сразу после рождения забрал тесть. С условием, правда: никаких контактов ни с его женой, ни с детьми.

Оторопело хлопаю ресницами.

– Так у тебя есть родственники? Братья и сёстры?

– Нет у меня никого, – жёстко бросает он. – За сто сорок четыре года обо мне ни разу не вспомнили. Моя семья – Коэн, Кай, Ани и вы с Шедом… Демоново расследование, выводит из равновесия! Прости за эти сопли. В ящиках стола тоже пусто, а на мусорной корзине заклинание Распада. Бумажка попадёт – через четверть часа исчезнет.

– Хорошо, что Распад накладывал не природник, – замечаю я. – Бумажка могла бы раствориться через секунду вместе с рукой.

– Бр-р-р, – Алана передёргивает. – Это не жилые комнаты, это стерильный музей! Неудивительно, что Никос так спокоен.

– Думаешь, он от нас что-то скрывает?

– Стопроцентно. Во-первых, требование не подпускать природников. Очевидно, Никос знает или подозревает, что убийца – кто-то из своих. Во-вторых, его реакция на одержимость. Я пристально следил за ним. Он не удивился! В то время как остальные патеры впали в панику, Никоса заботило исключительно соблюдение секретности.

– Мне кажется, он не станет выгораживать преступника.

– Не станет перед Высшим Собранием. УМКа для него – досадная помеха. В особняк нас пустили только потому, что это никак не продвинет расследование.

– А вот и нет, – возражаю я. – Теперь мы яснее представляем характер убитого, а это немаловажно. Алонио страдал нездоровой тягой к чистоте, как люди с желанием тотального контроля. Он был лицемерен: призывал к экономии, но носил очень дорогие вещи и пользовался энергоёмкими раритетами. А ещё сонное заклинание Алонио наложил не в этой спальне. На кровати нет ни следа магии. Похоже, что в ней вообще давно не спали.