Книга Последнее слово единорогов, страница 102 – Виолетта Орлова

– Глупец! Впрочем, я говорил, господин Нороган, из вас выйдет отличный злодей, даже не лишенный своеобразного очарования. Вас непременно полюбят.

Когда Нороган благополучно отбыл в пустыню с учеными, Инкард оказался совсем забытым. Мать старательно делала вид, что не обращает на него внимание, ибо никак не могла простить за недавнюю выходку. Преступление, которое он никогда не совершал. Его жалким уделом стало полное одиночество и отчуждение: сверстники прекратили с ним всякие отношения, полагая, что чужак опасен и непредсказуем, бывшие учителя из куттаба, проходя мимо, делали вид, что не знают его. Инкард больше не пытался примириться с Павлией. Возможно, если бы он поговорил с ней по душам, рассказал все как есть, пожаловался бы на Норогана – ситуация изменилась бы в корне и мама простила его, поняла, пожалела. Но Инк хоть и был еще мал, но уже сделался порядочным гордецом, к тому же ему претила сама мысль жаловаться кому бы то ни было. Он и так в последнее время только и делал, что без конца переламывал гордость, подчиняясь человеку, которого ненавидел всем сердцем.

В первую неделю, как Нороган оставил их, Инкард почему-то особенно остро ощущал крушение всех своих надежд и полную заброшенность. Казалось, он был лишен всего на свете: теплого дружеского участия, общения со сверстниками, материнской любви. Даже родного отца он был лишен! Единственным утешением для бедного мальчика оказалось то, что его мучитель наконец-то оставил их семью в покое и ушел в неизвестном направлении. Инкард всем сердцем надеялся, что мерзавец покинул их навсегда, однако, наблюдая за тем, как Павлия с каждым днем все более тоскует по нему, он начинал сомневаться в своих чувствах, ибо несмотря на все недопонимания, горячо любил мать. Инк больше не ходил в школу; нельзя сказать чтобы это особенно расстраивало его, скорее напротив, однако ему уже порядком надоело вынужденное безделье. Когда он один раз попробовал робко заикнуться об этом, Павлия строго заявила ему:

– Дождемся отца. Я не хочу тратить его деньги, пока он не вернется. У меня здесь нет работы, да и знакомых, что могут помочь, тоже нет. Нам следует экономить, Инкард.

– Он мне не отец, – буркнул Инк вполголоса, бунтуя всем своим существом при одном только неосторожном упоминании Норогана.

– Сам виноват. Если бы ты не выпускал бешеных муравьев из загона, ходил бы по-прежнему в куттаб.

– Может, просто вернемся в Гераклион? – с показным безразличием поинтересовался Инкард, хотя голос его дрожал от волнения.

Павлия с раздражением вздохнула и смерила непослушного сына тяжелым взглядом:

– Ты так не похож на Доланда… Он был совсем другой.

Благородный, честный и самоотверженный? (слова матери, он таких еще пока не знал).

– Я и не должен быть на него похож. Он бросил нас, – обидчиво возразил Инк, непроизвольно повторяя слова Норогана. – А я тебя не брошу.

– Ах, Инкард, ты еще слишком мал, чтобы понимать.

Мальчик резко отвернулся от нее и выбежал из их «чудесной» камеры. Вид из круглых окон пещеры открывался удивительный, да и само жилище было удобным и просторным, однако Инк люто ненавидел это место. Оно сделало его старше своего возраста, навсегда отняло у него счастливое детство.