Книга Хозяйка молодильных яблок, страница 88 – Иви Тару

Он стоял под кроной, не смея двинуться с места, не зная, отпустит ли яблоня. Листья шумели. Нет, они пели. То была колыбельная, которую веками поют матери своим младенцам в зыбках. Стрижак заслушался, улетел в те времена, когда и ему матушка пела, а он засыпал под ее голос, и не было слаще того сна. Прямо перед его лицом опустилась ветка, и на ней огнем горело, пылало красно-золотое яблоко. Он подставил ладонь, и оно само упало в нее. Стрижак накрыл плод второй ладонью и почувствовал тепло; налитое солнцем яблоко отдавало ему силы. Перестали болеть бока, вывихнутая щиколотка и зудящая от хлестких ударов спина.

Милава спала, повернув голову набок. Он опустился на колени, поднес яблоко к ее лицу. Ноздри ее затрепетали. Ресницы дрогнули. Распахнулись голубые глаза.

– Ах, – выдохнула она и попыталась приподняться. Стрижак помог ей сесть. – Как же я тут оказалась? Была ведь у Морены на капище? – Потом она поняла, чьи руки ее за плечи придерживают, зарделась. – Ты? Откуда ты здесь?

– Нашел тебя у Морены и забрал, принес в твой сад, к твоей яблоне. Морена сказала, что если крепка любовь моя, то смогу тебя разбудить.

– И как? Крепка? – лукаво улыбнулась Милава.

– Ты же проснулась, вот и решай. – Стрижак подмигнул ей.

– Доченька! – напомнил о себе Будивой. – Радость какая! Ведь думал, что уж не обниму тебя живою.

Милава встала, обнялась с отцом, потом кинулась к яблоне, погладила ее по стволу.

– Спасибо, родная. Слышала песню твою, пока спала беспробудно; утешала ты меня, потому и знала, что все ладом будет.

У дома их встретил Горыня. Увидев Милаву, он обрадовался, а Будивою низко, до земли поклон отвесил.

– Хорошо, что так все кончилось. А то уж и не знал, как к делу моему приступиться, пока горе у тебя в семье.

– А что за дело-то? – не понял Будивой, но когда на крыльцо выскочила Елеся, встала у парня за спиной, усмехнулся в усы. – А… раз так, излагай, молодец. Послушаю. Стать твою всем видно, на руку крепок, умом не обижен, дело свое хорошо знаешь. Говори, чего тебе.

Горыня красный от волнения, взял Елесю за руку, и дальше и так все стало понятно, но для порядка Будивой выслушал просьбу отдать за него замуж дочку, поусмехался еще, и согласие, конечно, дал.

– Ну, что? Идемте в дом, обсудим, что да как. Свадьба дело важное.

– Погоди, староста, – Стрижак остановил его. – Не последняя просьба к тебе в этот день. Не одна ж у тебя дочка. Прими в семью зятем. Буду дочери твоей защитником и любить буду крепче всего на свете.

Будивой хлопнул себя рукой по бедру.

– Вот же день какой ныне! Вот и не верь в чудеса!

Стрижак повернулся к Милаве, взял за обе руки.

– Теперь ты мне ответь, пойдешь ли замуж за меня? Что отец твой согласен, то мне лестно, но хочу и твое желание узнать. Вдруг не люб я тебе.

– Люб, – ответила Милава, чуть глаза опустив, – люб, конечно, просто не думала я, что выйдет меж нами толк. Ты боярин, а я простая садовница.

– Да разве мне важно, кто ты? – Стрижак обнял ее. – Мне важно, какая ты.

– И какая же?

– Да такая, что лучше для меня на всем белом свете не сыщется. – Он повернулся к Будивою, посмотрел на солнце, вскинул вверх руки и крикнул: – Солнце ясное, ветер могучий, ты, мать сыра земля, будьте видаками: беру в жены Милаву, дочь Будивоя, на все времена до конца своих дней!