Книга Жестокие клятвы, страница 5 – Джей Ти Джессинжер

Она отстраняется от меня, пересекает комнату и вызывающе останавливается перед большим деревянным шкафом возле своей кровати.

Это огромная антикварная вещь от пола до потолка, сделанная из блестящего резного красного дерева. Это всегда напоминало мне волшебный гардероб из "Хроники Нарнии", который может перенести человека в страну говорящих животных и мифических существ.

Она упирает руки в бока и страстно заявляет: — Я скорее умру, чем выйду замуж за мужчину, которого не люблю!

Изнутри шкафа доносится отчетливый стук, как будто на пол только что упало тело. После этого наступает тишина. Я смотрю на свою племянницу. Она смотрит прямо на меня, ее обычно милые карие глаза горят вызовом.

— Лили? — спокойно спрашиваю я.

— Да?

— Что это был за шум?

Она вздергивает подбородок и складывает руки на груди.

— Что за шум?

Я смотрю на ее растрепанные волосы, расстегнутую рубашку, босые ноги и бунтарское выражение лица и нутром чувствую, что у нас большая гребаная проблема. Я пересекаю комнату несколькими широкими шагами, направляясь к шкафу. Лили пытается остановить меня, прыгая перед дверцами шкафа и умоляя, но я отталкиваю ее в сторону и рывком открываю дверь. И сталкиваюсь лицом к лицу с молодым человеком, стоящим внутри. Прячется внутри, между норковой шубой и расшитым бисером вечерним платьем, как можно дальше прижимается к задней стене.

Он симпатичный, надо отдать ей должное. С живыми карими глазами, полными губами и грудью, которую можно было бы увидеть на обложках журналов, мальчик, несомненно, привлекателен. На нем нет ничего, кроме пары обтягивающих белых трусов, сквозь которые отчетливо видна его эрекция. Ему не может быть больше восемнадцати.

Я медленно закрываю дверцу шкафа. Затем поворачиваюсь к Лили. Она стоит, скрестив руки на груди, поджав губы, округлив плечи. Если бы у нее был хвост, он был бы зажат у нее между ног.

Я тихо говорю: — Ты знаешь, что произойдет, если твой отец узнает об этом. — Она не утруждает себя неуклюжими опровержениями, а просто кивает. Но это должно быть сказано вслух. Вещи приобретают определенный вес, когда их произносят.

— Он убьет его, Лили. Кем бы он ни был, мальчик, стоящий в этом шкафу, умрет. Медленно. Мучительно. И, скорее всего, тебя заставят наблюдать.

Глаза Лили наполняются слезами. Она снова кивает, тяжело сглатывая, ее лицо искажено страданием. Она шепчет: — Я знаю.

Мое сердце разрывается из-за нее. Она дура. Молодая, безрассудная дура, но я ее полностью понимаю. Когда-то я тоже была молодой. Когда-то у меня тоже были мечты. У меня были потребности и желания, а также широко открытое будущее, которое простиралось передо мной, как золотая, мерцающая мечта. Пока все прекрасные мечты не были разрушены холодной, убивающей тяжестью обручального кольца.

Я заключаю ее в объятия, притягивая ближе обнимая за плечи.

— Я не знаю, как ты затащила его сюда, — шепчу я ей на ухо, — но убедись, что тебя никто не увидит, когда будешь вытаскивать его. Я могу выиграть тебе десять минут, может, пятнадцать, но не больше. Встретимся в кабинете твоего отца. Надень свое голубое платье, то, что с жемчужными пуговицами. Улыбайся и выгляди мило. Позволь мне позаботиться об остальном. Договорились? — Кивая, она шмыгает носом.

— Договорились. Спасибо тебе, zia.