Книга Растворяюсь в тебе, страница 124 – Джей Ти Джессинжер

Мое сердцебиение учащается. Я шепчу: — О нет.

— Да. Это очень плохо. Но еще хуже то, что убийцей был родной отец девочки.

— О Боже. Как ужасно. Что случилось?

Его голос понижается, но в нем появляется ненависть.

— Киёко была изнасилована. Забеременела. Но она хотела стать матерью и знала, что ребенок не виноват в обстоятельствах. Поэтому решила родить его и никогда не говорить ему о том, как он был зачат. Прошло два года, и насильник Киёко вышел из тюрьмы.

Я ахнула.

— Два года? И это все?

— Это больше, чем получают большинство насильников. В Канаде нет минимального срока за преступления, связанные с сексуальным насилием. И вот этот больной каким-то образом узнал, что Киёко родила его ребенка. И решил, что этот ребенок принадлежит ему. Он выследил домашний адрес Киёко.

Коул долго молчит. Я не решаюсь заговорить. Чувствую, как ему тяжело.

Наконец он говорит грубым голосом: — Он снова напал на нее. Изнасиловал ее и избил почти до смерти. Потом он забрал дочь. — Коул делает прерывистый вдох. — Я не буду рассказывать тебе, что он с ней сделал, но ее маленькое тело нашли завернутым в полиэтиленовый пакет и засунутым в мусорный бак в мужском туалете в Стэнли-парке.

Я в таком ужасе, что не могу дышать. Лежу неподвижно с колотящимся сердцем и открытым ртом, в глазах стоят слезы.

Под моей ладонью сердце Коула бьется так же сильно, как и мое.

— Когда я узнал, что случилось, я прилетел к ней. То, в каком она была состоянии... никто не должен пройти через то, через что прошла Киёко. Она так и не оправилась. Физически она выздоровела, но душевно ей было сложнее. Мы стали очень близки. Я переехал туда и оставался с ней, пока она снова не смогла функционировать. За это время я влюбился в нее. И решил, что человек, который причинил ей боль и забрал у нее ребенка, больше никогда не сможет причинить боль никому.

Я прямо плачу. Не могу остановиться. Слезы текут по моим щекам. Я не пытаюсь их вытереть, потому что знаю, что их будет еще больше.

— Я нашел его. И убил. Я позаботился о том, чтобы это заняло много времени. А когда все закончилось, и я рассказал об этом Киёко, она не сказала ни слова. Она просто поцеловала мои ушибленные руки и обняла меня. Мы больше никогда не говорили об этом. Но в ту ночь я поклялся, что сделаю все возможное, чтобы ни одна женщина не прошла через то, через что прошла она. Я поклялся, что использую свои деньги и власть во имя чего-то большего, чем мои собственные эгоистичные потребности. Я буду использовать их, чтобы помочь беспомощным. Таким женщинам, как Киёко и ее дочь, которых не смогла спасти система.

Я всхлипываю и разражаюсь новыми слезами.

Коул крепко обнимает меня и молча держит, пока я плачу у него на плече.

Через некоторое время, когда я уже успокоилась, он кончиками пальцев вытирает мои слезы и нежно целует меня.

— Мне очень жаль.

— Не надо! Мне жаль тебя! Коул, то, что вы с ней пережили вместе... я даже представить себе не могу.

Когда он снова заговаривает, его голос звучит устало.

— То, как мы начали, то, что я сделал... это не было основой для хороших отношений. Я не был ее рыцарем в сияющих доспехах. Я был постоянным напоминанием о том, что она потеряла. Я вернулся в Лос-Анджелес, чтобы работать в фирме, но мы виделись так часто, как только могли. Выходные, праздники, что угодно. Но время от времени я замечал, что Киёко смотрит на меня так, будто ей противен мой вид. Как будто ее тошнит от меня. Она отрицала это, но я знал, что она видит, когда смотрит на мое лицо. Я был связующим звеном с уродством в ее прошлом. Я не приносил ей пользы, а только причинял ей еще большую боль. Поэтому покончил с этим.