Книга Растворяюсь в тебе, страница 131 – Джей Ти Джессинжер

— Привет, Шэй. Я доктор Даян. Как вы себя чувствуете?

У него мягкий голос и нежная улыбка, и теперь я боюсь еще больше, чем раньше. Мой язык не хочет работать, поэтому я смотрю на него в испуганном молчании, ожидая, когда он снова заговорит.

Должно быть, мое выражение лица было довольно тяжелым, потому что он начал объяснять мне все медленно, как будто я могла не понять его слов.

— Вы попали в аварию и находитесь в отделении интенсивной терапии. Мы дали вам лекарства, чтобы уменьшить отек мозга, поэтому вы можете некоторое время чувствовать себя дезориентированной и растерянной. Это нормально.

Я в отделении интенсивной терапии?

Словно вызванная этой мыслью, боль в моем теле дает о себе знать.

Она повсюду, но в некоторых местах хуже. Голова болит, правое бедро пульсирует. Позвоночник кажется неправильным, как будто он не на месте, и все нервы между дисками защемлены. А горло такое воспаленное и болезненное. Даже голосовые связки болят.

Все в комнате затаили дыхание. Я чувствую это, даже не глядя на них. Чувство коллективного ужаса висит в воздухе, как злой туман.

И я понимаю, что меня очень сильно ранили. Эти люди, которых я люблю, не были уверены, буду ли я жить или умру.

Коул.

Мое сердцебиение сбивается с ритма. Мой рот, и без того сухой, превращается в пыль и пепел. Холод опускается на все тело, и мне кажется, что меня укутали в льдинки.

Я шепчу: — С Коулом все в порядке?

Наклонившись, чтобы посветить мне в оба глаза, доктор Даян говорит: — Какое-то время вы будете слабы. Это тоже нормально. Мышцы быстро атрофируются, когда ими не пользуются. У вас также будет болеть горло. Дыхательную трубку удалили сегодня утром, когда мы прекратили вводить парализаторы.

Мне сейчас нет дела до дурацкой дыхательной трубки. Меня волнует человек, который был со мной в машине.

— Где Коул? Челси? С ним все в порядке?

Челси и доктор обмениваются взглядами. Затем она сжимает мою руку.

— Пусть доктор осмотрит тебя, хорошо? А потом мы поговорим.

Ее голос мягкий. Слишком мягкий и с оттенком печали. И я знаю, что это значит.

Коул не в порядке.

Что бы ни было плохо со мной, с ним все еще хуже.

Звук визжащих шин и бьющегося стекла заполняет мои уши. Ощущение кувыркания в пустом пространстве захватывает меня. Я вдыхаю воздух, который ощущается как огонь и пахнет дымом и горящим топливом.

В то время как доктор постукивает по моей ноге, чтобы проверить, чувствую ли я ее, я закрываю глаза и начинаю плакать.

Я просыпаюсь в темноте.

Это не совсем так. Свет из коридора проникает через открытую дверь в палату. Занавеска, окружающая кровать, отодвинута в одну сторону, так что я могу видеть коридор и медпункт за ним. За столом сидят три человека: пожилая женщина в розовом халате, которая печатает на клавиатуре компьютера, и две женщины помоложе, которые занимаются бумажной работой.

Единственным источником света в моей комнате является коридор и лунный свет, проникающий через окно.

Должно быть, уже очень поздно, но я не знаю времени. Если в этой комнате и есть часы, то их нет в пределах видимости.

Я поворачиваю голову на подушке и вижу маму, которая спит на маленьком диване под окном, поджав ноги и обхватив себя руками. Она бледная и слишком худая. Темные пятна под глазами выдают ее усталость.

В лунном свете не похоже, что она спит.