Книга Beg For Me Morally Gray Book 3, страница 161 – Джей Ти Джессинжер

Я обдумываю это, затем киваю.

— Я имею в виду, это звучит плохо, когда ты так говоришь, но да. В принципе.

Каллум закрывает глаза и бормочет: — Ты приемный ребенок. Мы не можем быть родственниками.

И это говорит парень, который преследовал свою жену буквально несколько лет, прежде чем они встретились, придумывая макиавеллиевский план, чтобы заставить ее согласиться выйти за него замуж за деньги, чтобы он мог спасти ее книжный магазин – магазин, который разорялся, потому что он купил ее крупнейшего конкурента и намеренно разместил их прямо по соседству.

— Я бы посмеялся, но, по-моему, я слышу, как тебя одолевают иллюзии. Ты самый склонный к манипуляциям человек, которого я когда-либо встречал.

— По крайней мере, я не самоотверженный придурок.

— Я понятия не имею, что это значит.

Раздраженный, брат встает с кресла и направляется к двери. Он высовывает голову, кричит секретарю, чтобы она принесла кофе со льдом, хлопает дверью, затем возвращается к своему столу, излучая ядовитую энергию, и свирепо смотрит на меня.

— У тебя такой стояк из-за того, что ты пренебрегаешь своими собственными потребностями, это патология.

Это задевает, но я не показываю этого. Вместо этого я прибегаю к сарказму.

— Извини. Но когда ты стал дипломированным терапевтом?

— Не строй из себя чертового мученика! — гремит Каллум. — Ты не виноват в том, что с тобой случилось! Ты не обязан всю оставшуюся жизнь наказывать себя за то, что с тобой сделали плохие люди!

Ошеломленный этой вспышкой, я откидываюсь на спинку кресла и смотрю на него, а мое сердце бьется под ребрами, как умирающая рыба.

Каллум бросает взгляд на окна, тяжело выдыхает и бормочет: — Черт.

У меня так сдавило грудь, что я не могу говорить. Я едва могу дышать. Мы никогда не говорили о похищении. Я даже не был уверен, что он знал, что это было похищение.

Как я уже говорил Софии, все в моей семье всегда вели себя так, будто я уехал навестить родственников.

Жестокие, безжалостные родственники, которые испортили мне жизнь.

Мы не смотрим друг на друга. Часы на стене громко тикают. Тишина невыносима. Наконец, Каллум прочищает горло.

— Я прошу прощения. Это вышло за рамки приличия.

Я снова ошеломлен, потому что ни разу за всю свою жизнь не слышал, чтобы Каллум извинялся перед кем-либо. За что бы то ни было. Я не думал, что он способен на это.

Он огрызается: — Слушай, не сиди здесь, как гребаный мудак, и не осуждай меня. Скажи что-нибудь.

Его раздраженный тон заставляет меня улыбнуться.

— Я тебя не осуждаю.

— А следовало бы.

— Почему?

Мускул на его челюсти напрягается. Каллум несколько раз скрежещет зубами, затем неохотно признает: — Я был дерьмовым старшим братом.

Я удивленно моргаю.

— Честно говоря, если ты будешь продолжать в том же духе, я могу потерять сознание от шока.

— О, заткнись, ты, гребаный мудак.

— Нет, я серьезно. Я даже не знаю, кто ты сейчас.

— Если ты перестанешь быть таким несносным, маленький засранец, я продолжу.

Мы еще долго смотрим друг на друга, пока ему это не надоедает, и он закатывает глаза.

— Господи, ты придурок. Я понятия не имею, что в тебе нашла эта женщина.

— Боже, спасибо. Ты тоже настоящая находка. Подожди, я придурок или мудак? Я в замешательстве. Кстати, твоя жена еще не узнала, что ты член международной организации обманутых мачо, которые думают, что спасут мир?