Книга Порочные идеалы, страница 138 – Элвин Гамильтон

Вскоре лабиринт вспыхнул целиком. Старшие Хольцфалли активировали чары, защищаясь от дыма. Они молча наблюдали за происходящим, не зная, является ли пожар частью испытания. Лотти боялась дать волю надежде.

Но вот огонь потух, оставив после себя пепелище и обугленные остатки ветвей. Посреди всего этого виднелись две фигуры.

Нора.

Она стояла на четвереньках, окровавленная, обожженная и покрытая пеплом. В руках она сжимала два металлических листка с дурацкого золотого дерева. Подбежав ближе, Лотти увидела, что на листьях были нацарапаны схемы. Простые, наспех выведенные чары для того, чтобы сжечь лабиринт и защитить себя от огня.

Второй фигурой оказались остатки дерева. От жара оно расплавилось и приобрело жуткую, уродливую форму. Его ветви опустились к земле, обхватив чудовищными пальцами тело Констанс.

Она не двигалась.

После этого Лотти помнила только крики. Клеменси кричала от горя. Нора выкрикивала обвинения в адрес Модести. Модести громко протестовала, заявляя, что она ни при чем. Что это Нора убила Констанс, устроив пожар.

Потом их всех усадили в автомобили. Увезли в особняк, миновав поджидавших поблизости репортеров.

А затем воспоминания оборвались так же резко, как были украдены.

Лотти вернула их себе за долю секунды и тут же убрала руку. Бабушка, ничего не заметив, щелкнула пальцами и магией оттолкнула Нору и Модести друг от друга.

– Немедленно возьмите себя в руки. – Мерси Хольцфалль повысила голос. – Расскажите всем то, что сказала вам я. И, поверьте, я поступила так исключительно ради блага семьи. Как поступаю всегда.

– Да, бабушка. – Отозвалась одна лишь Модести.

Клеменси так и не поднялась с пола.

Лотти переполняли осознание и гнев.

Нора была единственной, кто разделял ее чувства.

Лотти потянулась к ней, но Нора, кипя от злости, тут же сорвалась с места. И ушла, не оглядываясь.

Он почувствовал ее еще до того, как увидел.

Когда она уселась за барную стойку рядом с ним, воздух заискрился от напряжения, как перед грозой.

– Не предложишь мне выпить? – Хриплый голос Норы заставил его оторвать взгляд от стакана в руке.

На этот раз лицо было ее уже собственным. Никакой иллюзии, никакой маскировки. Но такой Норы он еще ни разу не видел.

Ее одежда была порвана и подпалена. Кожа покрыта кровоточащими царапинами. А волосы измазаны в саже и грязи.

А ее взгляд…

Злость Аугуста мгновенно испарилась.

Он подавил рефлекторное желание дотронуться до ран на ее лице.

– Нора… – Одна из царапин пролегала совсем близко к глазу. Аугуст сжал руку в кулак. – Что с тобой стряслось?

– Хотела бы я знать. – Один из порезов у нее на руке открылся снова, и Нора рассеянно стерла выступившую кровь. – Одно могу сказать точно: гримы тут были ни при чем, что бы ни написали завтра в газетах. И, должно быть, случилось что-то ужасное, если бабушка уступила врагам вымышленную победу ради того, чтобы мы не узнали правду.

Еще вчера она клялась, что они никогда больше не увидятся. Аугуст представлял, как она вернется. Практиковал на этот случай самодовольный вид и язвительные замечания. Но теперь он испытывал лишь гложущий страх перед тем, что смогло нанести Норе такой удар.

– Ладно, раз не хочешь быть джентльменом, я сама возьму себе выпивку. – Перегнувшись через барную стойку, Нора схватила бутылку и стакан в разводах. Бармен обернулся, но, разглядев ее, не стал ничего говорить. Аугуст ждал, пока Нора откупорит бутылку и нальет себе стакан. Ее рука задрожала. Он подумал о том, чтобы помочь, поддержать ее руку своей. Но она просто опустила горлышко бутылки на край стакана, чтобы скрыть дрожь.