Книга Порочные идеалы, страница 89 – Элвин Гамильтон

Онора нетерпеливо вздохнула:

– Пафоса в тебе не меньше, чем в тете Грейс.

– А в тебе не меньше невежества, чем во всех остальных. – Монахини нередко порицали пьяниц, проповедуя, что алкоголь ведет к глупым потасовкам. Лотти сомневалась, что этот разговор можно назвать потасовкой, но она была бы не прочь подраться.

Онора снова вздохнула, на этот раз несколько раздраженно.

– Так как ты с нами недавно, считаю своей печальной обязанностью сообщить, что я здесь умнее всех. Включая тебя, само собой.

Почему-то Лотти в этом не сомневалась. Она видела расчетливый взгляд Оноры Хольцфалль. И он злил ее еще больше.

– Если ты так умна, почему считаешь, что это честно? То, что ваши голоса ценятся выше остальных. – Она взмахнула рукой. – То, что этому типу достаточно очаровать несколько сотен человек – и плевать, что думают тысячи других под его властью.

Онора вперилась в нее задумчивым взглядом.

– Политика несправедлива. Для меня это не новость, – сказала она наконец.

– Тогда почему ты ничего не предпринимаешь? – Лотти задыхалась от осознания, как все это нечестно.

– Потому что мир вообще несправедлив. Кому-то достается шампанское и мертвая мать. Кому-то – монастырь и живая мать, выпрыгнувшая из кустов в нужный момент. Лучше смириться со своей участью в жизни, потому что жалобами ничего не исправишь.

Разум Лотти помутился от выпитого, и она больше не понимала, на что именно злится. Она злилась из-за избирательного права. Из-за погибшего мистера Брама. Из-за отобранных воспоминаний горничной. Она злилась из-за того, что ей приходилось изображать из себя дурочку, чтобы выжить. Из-за того, что все пялились на нее как на диковинку. Она злилась при мысли о том, что могла бы вырасти здесь и не чувствовать себя посторонней. Не замечать, как все это несправедливо. Она злилась на таких, как Фредди Лётце, Хьюго Арндт и проклятая Модести Хольцфалль, считавших, что деньги дают им право распоряжаться другими людьми.

– Тебе просто плевать, потому что мир несправедлив в твою пользу?

Стоя в дверях, озаренная лучами света из зала, Нора напоминала бессмертного духа из сказок. Того, что был соткан из чистого света и направлял достойных в безопасное убежище, а недостойных – к краю обрыва. На мгновение Лотти показалось, что сейчас Нора скажет что-то еще. Что-то искреннее. Но потом у нее за спиной появилась другая фигура, свет переменился, и она снова стала обычной девушкой.

Тео. В торговом центре его сменил другой рыцарь, чьего имени она не знала. А теперь он вернулся и стряхивал дождевые капли с волос, переводя взгляд между ней и Норой.

Отчего-то, стоя перед ним в шелке и бриллиантах, она чувствовала себя еще более обнаженной, чем этим утром в банном халате.

– Я бы с удовольствием отправила тебя на улицы Вальштада одну и пьяную, но, если тебя похитят, я наверняка окажусь крайней. – Нора изящно и презрительно повела плечом. – Довези Оттолину в целости и сохранности, – бросила она Тео не глядя и испарилась. Присоединилась к блистательной вечеринке, с которой Лотти сбежала.

Она толком не помнила, как вернулась в «Парагон». Помнила только, как Тео усаживал ее в автомобиль. Как пролетал за окном город, а вечер сменялся ночью. Кажется, в какой-то момент она задремала.

Краешком сознания она заметила, как ее взяли на руки.