Онлайн книга «Предзимье. Осень+зима»
|
— Возможно. Эту запись мы вряд ли найдем и изучим, Тая. — Что с записями с камер на пустыре? Их обработали в столице? — Нет там ничего, кроме Вязева и нас с тобой… — Что будет с Кариной? Гордей пожал плечами: — Тут решать суду, а не мне. Она в лесу пыталась тебя убить. — А что решили с Никой? — Илья сказал, что вы сами там все решите. Тая кивнула — она решит. Только сперва Илья сам поговорит и припугнет Нику. — Почему ты промолчал, что Дашу шантажировали из-за меня? Гордей явно удивился: — Я же тогда сказал, что это тебя не касается. Ты там была ни при чем. Да и вообще… С шантажом этим просто какие-то детские разборки в вашем серпентарии. — Эти разборки чуть не стоили жизни Орлову. Он безапелляционно сказал: — На тот момент это тебя не касалось. Таюшка, на тот момент, ты прости меня, с тебя нечего было брать. Вот когда все поняли, что ты Снегурка — тут все и зашевелились. Вероника Орлова вообще везде удочку закидывала — всех ваших змеек прошерстила. Дарья Сумарокова отмахнулась от намека на беременность и не стала помогать, наоборот, еще сильнее стала искать Орлова — Карине пришлось вмешиваться и придумывать отговорки для Вероники. Евгения отказалась помочь с деньгами — сама нуждается в них. Ларисе нечего давать было — там муж все на любовницу спускает. У Альбины отец в долгах, как в шелках, Ольга сама с Кариной разорены. С тебя нечего было брать, и тут выяснилось, что с тебя-то как раз и можно сорвать куш — из-за сокровищ Снегурочки. Тут даже Разумовскую проняло. И я просил тебя не делать глупости с Вероникой и быть настороже. — Я и была. — А еще я помню, что обещал тебя спросить, когда вернусь, про люблю-люблю-ненавижу. — Он улыбнулся: — И можешь не отвечать. Ты сделала хороший выбор. Илья долго тебя ждал, в отличие от Кота — тот очень даже отвлекался от ожидания, когда же ты его заметишь. Ну же, улыбнись! У Зимовского плохо с чувством юмора. Он же меня прибьет за то, что я тебя расстраиваю. — Зима… Он фыркнул: — Привыкай его так звать. Он вроде на место Сумарокова метит, а я теперь сугубо гражданский штафирка, мне боевой позывной ни к чему. Тая с укоризной посмотрела на него: — Тебе нестыдно? — Абсолютно нет. Можно подумать, я не знаю, как меня за глаза называют некоторые. — Гордей… — Двадцать восемь лет Гордей. И ты опять куда-то погрузилась в пучины задумчивости. — Он вздохнул: — что еще тебя тревожит? Она тихо спросила: — Гордей, и что будет дальше? — Ты вообще? Или только про себя? — Я про Илью. — А… Если про него… То дальше… — он потер подбородок. — Дальше у нас есть полоз. У нас есть герой Зимовский. И у нас нет никаких улик. Вообще. Илья молодец, что все же вышел на полоза и поймал его. Хотя это меня тоже пугает — столько раз полоз легко уходил незамеченным, и тут раз, и Илья вышел на него. Слишком легко… — Илья, между прочим, на операции. На грани жизни и смерти. И ты называешь это легко? — Прости, Таюшка, но это так и есть. Легко. После нападения на Кота Илья же его не взял. А тут — нашел. Тревожно мне, хотя я могу и сильно ошибаться. Тае ругаться захотелось. Но не на Гордея же. Она сцепила зубы и подняла глаза вверх, ища успокоения. Для верности она еще и считала про себя. До тридцати дошла, когда поняла, что снова может говорить. — Так что с уликами? — Ни. Че. Го. Я поднял дело об аварии. Виновником признан твой отец. Плохие погодные условия, опасная манера езды. Я поднял дело о ритуале Снегурочка. Вязев мертв, иных на месте ритуала не было. Подосинов в тот вечер весь день был в лаборатории, есть записи в журнале. Но записи легко подделать — дописать позже. Камер тогда в лабораториях не было. |