Книга Предзимье. Осень+зима, страница 235 – Татьяна Лаас

Дверь в палату чуть скрипнула.

Гордей начал было:

— Спорю на что угодно, вы еще не куша… Впрочем, неважно. — Он замолчал и деликатно закрыл дверь, исчезая в коридоре.

Тая чуть отстранилась:

— Твоя награда застеснялась и сбежала.

— Готов принять твою награду… в двойном экземпляре.

Она снова подалась к нему, целуя сухие после тяжелой травмы губы, упрямые, иногда говорящие неприятные вещи, наглые, но главное живые губы. А целоваться они научатся. Потом. Вместе. Потому что герой, кажется, все эти годы ждал только её. И даже на помидорах не тренировался. Он предпочитает сразу бой всем тренировкам. О том, что дед ушел, а он победил всего лишь Белкина, она скажет потом. Сейчас герою важнее получить свою награду. И самой поверить, что Илья все же жив. Поверить, что он выкарабкался.

Эта осень подарила Тае больше, чем все годы до этого. Неприятные открытия про родных. Новые силы и, главное, принятие их. Согласие с самой собой. Длинную жизнь. Любовь. Илью. Понимание, что месть — это не выход, даже если в своей вендетте сохраняешь жизни тех, кто тебе дорог, как та же Даша Сумарокова, изначально Белкина. Наверное, дед мечтал именно о такой внучке — приятной, заглядывающей в рот и прислушивающейся к его словам. Потому и простил ей принадлежность к Белкиным. Потому и защитил даже её мужа. Тая оказалась не такой, и потому между нею и Дашей дед выбрал Дашину жизнь. Чума, к лешему такие мысли! Ей все равно. Ничто не испортит её дружбу с Дашей, даже дед. Хотя он сохранил жизни Кота и Гордея, зная, что они дороги Тае… Она будет думать, что не настолько он и гениален был. Кот и Гордей — сильные маги, то, что они выжили, их заслуга, а не заслуга деда… Иначе можно до такого дойти, что страшно становится. Вдруг Тая все же была не сильно безразлична деду. Илья-то тоже выжил. Он выжил вопреки, а не потому, что дед не старался его уничтожить. И Тая не будет думать о том, что Гордей все же ошибся. Она не будет думать о том, что дед ушел только после нападения на Кота, когда купол уже был. Всего-то надо забиться под корни, приказать земле молчать о себе и заснуть до весны. Никто даже ради него не стал бы держать купол над городком почти полгода. Купол уже сняли. Две недели назад, когда Илья пришел в себя в реанимации. К лешему все эти мысли о деде. Пусть у Гордея голова болит, а у неё есть этот вечер и Змеегорск. Город, который она любила и ненавидела одновременно. Вот такая амбивалентность. Так и живем!

Золотая осень все же была, хоть с бабьим летом в этом сентябре не сложилось.

И вечер был. С сиреневыми сумерками, с приглушенными звуками города, с усталой суетой его жителей, разбредающихся по домам.

И дождь был. Тихий, вкрадчивый, робкий, как и любила Тая.

И зонт был. Огромный, мужской. Желтый, как солнце. Струи дождя еле слышно стучали по нему, создавая мелодию приятного осеннего вечера: когда тепло в длинном пальто, специально купленном для прогулки, когда воздух свеж в меру, когда знаешь, что в конце ждет дом, уют и длинная, нежная ночь.

И лужи были. Именно такие, как Тая любила: неглубокие, спокойные, гладкие, в которых отражается и дробится при случайных порывах ветра свет фонарей и наружной рекламы, словно скоро Рождество. В такие лужи еще прыгать можно и наблюдать, как пляшут огоньки на внезапных волнах.