Книга Журавли летят на запад, страница 144 – Анна Рябинина

Ван Сун закрывает глаза, опускается на землю, чувствует спиной холод, тянущийся от нее, по руке ползут робкие волны, похожие на тонкую-тонкую ткань, которую набрасывают на плечи. По щекам скользят слезы и закатываются куда-то за шиворот.

– Почему ты… – начинает она, но не знает, как подобрать слова дальше.

Через пару мгновений кто-то берет ее за руку.

– Ты думаешь, я поступила жестоко, пожелав отобрать у У Вэя семью, которую он любил? – спрашивает ее Су Цзяо.

– Не знаю, – тихо отвечает Ван Сун.

– Все будет хорошо, правда. Возможно, сейчас тебе кажется, что все сломалось, но я уверена, что ты найдешь способ, как все починить.

– Мне кажется, я уже ничего не смогу починить. Кому стало лучше от всего этого? Мертвым девушкам? Нет. Ло Хуан? Нет. Сунь Аню? Хуа Бай? Нет, стало лучше только У Вэю, который использовал меня, как… – она задыхается от злости, – как какую-то проститутку, только для колдовства, и сбежал!

Су Цзяо приглушенно смеется.

– Ты так злишься на него, а недавно переживала.

– Мне кажется, эти вещи взаимосвязаны, – со вздохом признается Ван Сун. Любить кого-то, злиться на кого-то… Не получилось бы злиться, если бы У Вэй не был так важен – со всеми своими полчищами тараканов в красивой седой голове.

– Тебе нравилось это все? Путешествовать, помогать другим?

Ван Сун кивает.

– Но только они же все равно уже все мертвы, какой в этом смысл.

– Как же какой? Даже мертвым иногда нужна помощь. И ты прекрасно это видела, когда была в тех местах.

Ван Сун зажмуривается, и слезы начинают течь сильнее.

– Как ты думаешь, у меня получится довезти Чжоу Ханя до Англии?

– Конечно, почему нет? Еще и встретишься с той чудесной девушкой, которой ты писала письма. И на У Вэя поругаешься, если он все же отправился пытаться убить Жильбера.

– Разве он может покинуть Поднебесную?

– Думаю, что да, но не знаю способ, который он для этого выберет.

– Хорошо, – тихо говорит Ван Сун. Через пару мгновений рука Су Цзяо исчезает с ее, а одна из волн будто в нетерпении подталкивает ее вставать, цепляется за подол, недовольно шуршит, мол, ну и чего ты тут разлеглась? Вставай и вперед – разбирать оставшиеся проблемы.

Она сначала садится, утыкается лбом в колени, скребет пальцами по коже, кусает себя на ладонь, а потом встает и открывает глаза.

Когда Ван Сун говорит, что они едут уже неделю, Сунь Ань не верит. Если они едут неделю, с момента смерти Чжоу Ханя прошло уже две. Если прошло уже две, то целых четырнадцать дней он не разговаривал с ним. Если он уже четырнадцать дней не разговаривал с ним, значит, он уже триста тридцать шесть часов не видел, как тот улыбается или хмурится. Если он уже триста тридцать шесть часов не видел, как Чжоу Хань улыбается, значит, в мире уже двадцать тысяч сто шестьдесят минут не происходило ничего хорошего.

А поезд продолжает ехать, стучит колесами, не останавливаясь на на единую их этих бесконечных секунд, минут и часов.

Когда он увидел мертвого Чжоу Ханя, ему показалось, что время остановилось. А оно, поганое, так и продолжило бежать вперед, качая реки кровью и дыша ветром, что гуляет меж деревьев. Впрочем, сейчас, когда он смотрит на бесконечные полотна снега за окном, так легко поверить, что время остановилось из уважения хоть ненадолго, застыло, как застывает дыхание на морозе.