Книга Журавли летят на запад, страница 149 – Анна Рябинина

– Сунь Ань не отправлял тебе телеграмм? – спросил Жильбер у Морганы.

– Нет, а должен был? Они же в Китае, не думаю, что телеграммы оттуда дойдут, – она неловко улыбнулась.

– Видимо, уже нет, – он развел руками. – Сказал, что приедет в Париж в начале декабря.

Моргана задумчиво закусила губу, а потом вышла из комнаты.

– Они были настолько ей важны? – удивился Жильбер. Он знал, что Моргана нравилась Сунь Аню, но никогда не считал это увлечение чем-то серьезным. В жизни Сунь Аня вообще ничего серьезного не было – он легко увлекался, легко бросал дела, легко мог придумать какую-то авантюру, а потом попытаться втянуть в нее Чжоу Ханя. Для Морганы это было хорошо – если Чжоу Хань не мог никуда от него деться, то она хотя бы додумалась уехать от него подальше.

– Да, конечно. Они все трое были очень важны друг другу, – кивнула Елена.

С тех пор прошла уже неделя, а Чжоу Хань так и не появился. Сначала Жильбер активно ждал, потом начал раздражаться, а потом забыл, атакованный студентами, которым срочно оказалось нужно досдать работы.

Поэтому когда в дверь звонят, он идет не спеша, прикидывая, хозяйка это или Елена, зашедшая обсудить что-нибудь из истории – в последние дни она часто стала так делать, а ему нравилось с ней разговаривать: она была умной и прагматичной, совершенно не похожей в этом на мягкого, вечно всем сострадающего Сунь Аня или Чжоу Ханя, запертого в своей любви к родной стране.

На пороге стоит сам Сунь Ань – бледный, какой-то весь всклокоченный, с красными, уставшими глазами. Он стоит в одном пальто, за шиворот которого уже засыпался снег, и прикрывает им что-то круглое.

– А где Чжоу Хань? – хмурится Жильбер, и в этот момент лицо Сунь Аня тревожно, хрупко кривится, будто по фарфору бегут трещины.

– Он умер, господин Эр, он умер.

И если бы сердце могло выпасть из грудной клетки, оно выпало бы прямо сейчас, а своей тяжестью пробило был пол у всех пяти этажей, а затем со звоном разлетелось, ударившись о хозяйкины медные котлы для стирки в подвале.

– Как умер? – тихо спрашивает он, и Сунь Ань начинает рыдать уже в голос. А потом достает из пальто урну с прахом.

Уложить его спать выходит только через час. Рассказ выходит путаный – Ван Сун, какой-то ее друг, храм, мертвая девушка, мертвый Чжоу Хань на веревке, мертвые родители Чжоу Ханя, мама Сунь Аня, к которой он пришел перед отъездом, но так и не смог пообещать, что еще вернется. Под конец Сунь Аня становится совсем трудно понять – он перескакивает на китайский, хрипит, кашляет, начинает пересказывать одно и то же по второму кругу.

– И куда же он теперь, куда теперь мы? – шепчет Сунь Ань.

– Ну, думаю, Рай перед ним свои двери не откроет, – сухо говорит Жильбер и понимает, что это было лишнее, потому что на глаза Сунь Аня, только-только упокоившегося, снова наворачиваются слезы.

Когда он засыпает, Жильбер перекладывает его на кровать – Сунь Ань оказывается совсем легким, а сквозь тонкую рубашку, которая только и была под пальто, ощущаются выпирающие кости. Мальчик всегда был худеньким, но чтобы настолько тощим?

Балбес, дурак и балбес.

Говорили ему не лезть куда не просят!

Но следующего гостя он не ожидает точно. Правда ведь говорят – беда не приходит одна.

Разумеется, он не стучит – он никогда не стучался.

Мэй заходит в комнату тихо, подбирает полы ханьфу, перешагивает аккуратно через порог, даже ткань его одежд не шуршит. Он выглядит чуть более… Живым? Здоровым? Полным желания творить проблемы всем вокруг? Чем тридцать лет назад.