Книга Царствование Розы, страница 102 – Кейт Голден

— Со мной все в порядке, — заверила я его. — Я снова начну тренироваться, как только смогу.

— Это я уже слышал, — раздался за моей спиной хриплый голос.

И почему-то именно мягкая, счастливая улыбка на морщинистом лице Дагана — его непривычно теплые, лучистые глаза — подкосили меня окончательно.

Мое лицо изменилось, будучи абсолютно уверенной, что старик отпрянет и даст мне грохнуться наземь. Я бы даже не обиделась. Но он оказался на удивление крепок, и его сухие, узловатые пальцы впились в меня, прижимая к груди, пока меня сотрясали беззвучные рыдания.

Сквозь водоворот слез до меня донесся запыхавшийся голос Гриффина рядом с Кейном, словно он ворвался в большой зал, примчавшись на шум.

— Святые Боги. Неужели это…

— Она была жива, — тихо проговорил Кейн. — Все это время она была жива.

Зимнее солнце было почти ослепительным, когда я проснулась. Еще ярче, отражаясь от груд свежего, чистого снега. Оно пробивалось сквозь занавески в комнату Кейна и прямо мне в лицо, заставляя меня открыть глаза. Я потянулась, и костяшки моих пальцев скользнули по глянцевитому изголовью.

Дом. Я была дома.

Я снова потянулась. Все мои мышцы протестовали. Каждая, до единой.

После битв, после исцеления, после Кейна.

Я мысленно вернулась к воспоминаниям о прошлой ночи. К тому, как, после того как мы с Кейном, сидя со всеми, съели целого поросенка и две буханки клеверного хлеба, запивая все березовым вином, и поведали наши истории — и ужасные, и дающие надежду, — он привел меня в спальню. И когда я простонала, что не в силах идти в ванну, потому что тело отказывается слушаться, а живот переполнен, он на руках отнес меня туда. Он вымыл мои волосы благоухающим мылом с нотками сирени и лимонной травы, а затем принялся за все мое тело, массируя и разминая каждый сантиметр — от зажатых плеч до влажной, ноющей боли между моих ног, пока я не зарыдала и не забилась в конвульсиях наслаждения.

Он уложил меня в постель, и мы снова занялись любовью. Медленнее, осторожнее, без прежней торопливости. Уже не сплетаясь в отчаянной попытке заглушить боль долгой разлуки.

Но я все равно плакала. Во время. И после. А потом и вовсе разрыдалась, твердя Кейну, что прошу прощения за все, что испортила, и сама не знаю, что со мной творится. И что дело не в беременности, не в гормонах и не в усталости — хотя, по справедливости, последнее было неправдой.

Он лишь удивленно поднял бровь и поинтересовался, с чего это я вдруг решила пускаться в оправдания. Ясно, что ему не довелось расти девочкой-подростком, окруженной мальчишками…

Но Кейн лишь рассмеялся, обнял меня и сказал, что нам нужно время, чтобы прийти в себя. И хоть я знала, что он прав, мне хотелось, чтобы это время пролетело быстрее. Я отчаянно хотела вернуть кусочек прежней жизни перед лицом грядущей войны.

Жесткий матрас, простые темные простыни Кейна и тепло его спящего тела рядом стали теми первыми кирпичиками прежней жизни, за которые я могла уцепиться: они напоминали, что я здесь, в безопасности, и все это — не сон.

Даже легкое касание пальцев ног сонного Желудя в ногах кровати вызвало у меня улыбку. Я привстала, чтобы взглянуть на его странную гоблинскую мордочку и жилистые, покрытые перьями совиные крылья. Он фыркнул во сне, от чего у меня заколотилось сердце, и я рефлекторно натянула одеяло.