Книга Сошествие в Аид, страница 255 – Хейзел Райли

— Мы идём к Афродите? — спрашивает Хейвен, куда ближе, чем я думал. У меня сводит мышцы. — Можно мне сыграть?

Вот. Как всегда. Я срываюсь:

— Нет. Абсолютно нет.

— Ах, теперь ты со мной разговариваешь? — тут же огрызается. Она ждала этого момента. — Невоспитанный мудак, — бурчит.

Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Гермес тоже ухмыляется. Мы оба довольны, но промолчим.

Я уверен в одном: Аполлон тоже не допустит, чтобы Хейвен участвовала в играх Афродиты. На Гермеса я не рассчитываю, но на Аполлона — да.

Мы все трое держим к ней разные чувства. Гермес и правда её любит — по-своему, видит в ней сумасшедшую, импульсивную подругу для всех безумств, что никто из нас не одобрил бы. Аполлон влюблён — это очевидно. Он бы защищал её до конца.

А я… я её люблю. Я влюблён. Ещё не понимаю, что значит любить и как это делать правильно, но не вижу другой причины для того, что чувствую. Знаю только одно: если Гермес просто дорожит ею, а Аполлон краснеет и отводит глаза, то я бы сгорел заживо, лишь бы Хейвен не пострадала.

Музыка из зала Афродиты не предвещает ничего хорошего. Каждая песня там тянется медленно и чарующе, как фон для секса. Само здание — куб, каждую стену окаймляют пульсирующие фуксиевые огни. Они такие яркие, что невозможно смотреть дольше нескольких секунд.

Хейвен заворожена. Розовый свет играет на её лице, без макияжа, чистом и нежном. Она машинально тянется к входу, и у меня зудит рука схватить её за локоть и унести отсюда. Запереть в комнате. Только бы не видеть её здесь.

— Хейвен…

Она даже не оборачивается:

— Заткнись. Продолжай делать вид, что меня нет.

Гермес прыскает смехом. Он идёт следом за ней, оставляя меня с Аполлоном. Мы синхронно вздыхаем. Аполлон закатывает рукава голубой рубашки и кивает на дверь:

— Единственный способ удержать её от глупостей — дышать ей в затылок.

Я согласен. Не спорю и захожу вслед.

В зал сестры я не заходил месяцами. По понятным причинам: плевать мне на её вертеп, набитый людьми с разгорячёнными гормонами. Но тут ничего не изменилось. Если мой клуб — современный и минималистичный, её — полная противоположность. Греческая классика: мраморные колонны, увитые плющом и красными розами. Вместо пола — бесконечное море алых лепестков, вздымающихся при каждом шаге. Барная стойка — белый мрамор, тоже утопающий в цветах. Свет — только розовый. Столько розового, что голова кружится.

Стоит взглянуть на танцпол — и я тут же жалею. Это похоже на оргию с саундтреком: тела вплотную, руки скользят, губы слипаются.

Гермес потирает руки, глядя на толпу:

— Интересно…

Я хватаю его за ухо и тащу к столику, который успел занять Аполлон — самый укромный, что удалось найти. Там уже сидит Афина с видом монашки, насильно втащенной в бордель.

Я плюхаюсь рядом, тянусь к её золотой серьге-кольцу и дёргаю. Афина кривится и хлопает меня по руке.

— Ты как всегда — помеха.

Я оскаливаюсь во все зубы, лишь бы довести её.

— Сказала самая зануда из Лайвли.

— Я не зануда, — поправляет она, задирая подбородок с присущей ей грацией. — Я умная. Я умею делать рациональные выборы.

Мимо проходит девушка с подносом бокалов. Я хватаю один — розовый коктейль — и делаю глоток. Морщусь: клубника, сахар и спирт.

Афина пригубливает свой тёмно-красный, указывает бокалом на сцену. Я следую за её взглядом. Гермес уже прижался к другой танцовщице, тискает шест и корчит рожи.