Книга Моя по праву зверя, страница 28 – Алисия Небесная

— Но я… я не знала, — выдыхаю, с трудом сглатывая. В горле — сухо и горько, как от пепла.

Он кивает. Едва заметно.

— А я знал.

Слова обрушиваются внезапно. Они не бьют по телу, а проникают глубже, задевая доверие и что-то еще не оформившееся, но уже вызывающее боль.

Я больше не могу держаться. Ни за гордость, ни за волчицу, ни за себя. Просто иду за ним. Пальцы не слушаются, голос рассыпался, внутри больше нет сил спорить, даже с собой.

Дом встречает меня теплом. Не уютом, а жаром, как от тела зверя. Деревянные стены источают смолистый аромат, воздух пропитан дымом, мехом и чем-то, что теперь я не перепутаю ни с чем. Это его запах. Его пространство. Райан.

Он мягко подхватывает меня под локоть, будто я совсем лёгкая, и ведёт к камину. Усаживая на густой мех, он не даёт мне упасть.

Колени подкашиваются, и я сажусь, почти теряя равновесие. Ткань под мной жёсткая, но тёплая. Тело вспоминает, что такое настоящее тепло, и тут же реагирует жжением. Пальцы ног начинают гореть до боли. Грудь сдавливает даже от простого воздуха. Кожа оживает, не зная, как справиться с этим внезапным пробуждением.

Я обхватываю себя руками — тщетно. Тело всё равно дрожит. Внутри — натянутый нерв, гулкий, болезненный.

— Мне нельзя быть тут, — говорю тихо. Больше — в пустоту, чем ему. Голос срывается, уходит вглубь.

Он молчит, но я чувствую его присутствие. Он стоит близко, не касаясь меня, и всё же воздух между нами кажется гуще. Теплее. Тяжёлее.

Я тянусь к камину — ближе, ближе к огню, но он греет меньше, чем его присутствие. Чем он сам.

— Это почему же? — голос у него ровный, почти ленивый. Без нажима, без укора. Будто просто хочет понять.

Я не успеваю ответить. Он делает шаг ближе, и воздух рядом меняется. Становится гуще, теплее.

Пальцы тянутся к подолу мокрой футболки. Одно движение — и ткань уходит вверх, скользит по мышцам, обнажает грудь. Всё — медленно, спокойно. Без позы. Он настоящий. Голый по пояс. Горячий, как огонь.

Я замираю. Не потому что вижу тело — потому что чувствую: рядом хищник, и он больше не прячется.

Идеально вылепленное тело. Не из рекламы — из мира, где сила не позирует, а действует.

Широкие плечи. Чёткий рельеф пресса. Шрамы — не для вида, а как следы боя. Живые, неровные, настоящие.

На левой груди — тату. Волк. Тонкий силуэт, будто выжженный под кожей. Не украшение — знак. Метка.

Я отворачиваюсь. Резко. Словно прикоснулась к раскалённому.

— Твой отец не должен меня тут видеть, — выдыхаю, глядя в огонь. Языки пламени пляшут, обманчиво яркие. Но жар — не от них. От него.

— Моего отца тут нет, — слишком спокойно. Как будто это не имеет значения.

Он поднимает плед, не глядя на меня — будто всё уже видел. Бросает на колени — точно, уверенно.

— Укройся. Сними сама. Или мне помочь?

Голос ровный, но в нём ощущается твёрдость. Это не угроза, а факт. Он не приближается и не заглядывает под плед. Но воздух между нами накаляется. Он мог бы раздеть меня без спроса. Но пока он даёт мне выбор.

Пока.

Я кутаюсь, прячу руки, вжимаюсь в тепло. Пальцы дрожат. Плед шершавый, но надёжный.

Слова застревают в горле. Не от того, что нечего сказать. А потому что он — рядом. Совсем близко.

Он разворачивается. Оставляет пространство. Воздух между нами вибрирует, как натянутая до предела струна.

И я впервые не могу решить, что страшнее: убежать или остаться. Потому что в этом доме, в этой атмосфере тепла, в его голосе — безопаснее, чем я готова признать.