Книга Похоронные дела Харта и Мёрси, страница 81 – Меган Баннен

– Доставка почты.

«Письмо!» – машинально подумал Харт, вылезая наружу, а потом вспомнил, и бурлящая надежда разбилась: от Мёрси.

Нимкилим – пеликан в накрахмаленной белой рубашке – распахнул клюв, вытащил из мешка под ним конверт и вручил его Харту с эффектным взмахом крыла. Харта подмывало проверить, что будет, если он не возьмет письмо, но магнетическое притяжение слишком искушало. Он выудил из кармана мелочь на чаевые и забрал конверт, на котором, как и всегда, стояли слова «Кому: Другу», написанные тем же изящным почерком, которому он всегда радовался.

Он положил письмо на голую койку, сел с другой стороны и уставился на нераспечатанный символ незаконченных дел с Мёрси. У него вся жизнь была похожа на это письмо: ряд прощаний, которых не случилось, линия из прошлого в настоящее, которую он мог мысленно прочертить толстой ручкой, от матери к Биллу, к Грэйси, к Мёрси.

Отпуск ему был незачем. Ему было нужно наконец-то отпустить прошлое раз и навсегда.

Харт приехал на Бушонг и пробрался в Танрию, что сделал, кстати, через северный пост, а не через Западную базу, чтобы Альма не узнала. Не пришел в восторг, обнаружив, что Солелиз – самый его нелюбимый жеребец – остался на Северной базе и был единственным, кого можно взять.

– Как обычно, – сказал он эквимару, который недовольно буркнул в знак согласия.

Он поехал на юг, в сектор W-43, тревожась, что не найдет могилу Грэйси через более чем четыре года, но как оказалось, забыть, где похоронил ее, он никогда бы не смог. Каменное надгробие никуда не делось, хотя и не такое аккуратное, как раньше. По крайней мере, беспорядок вызвала осевшая земля, а не падальщики, которые пытались подкопаться.

Он мысленно представил Грэйси – влажные карие глаза, кривые ушки, улыбающаяся пасть среди черного меха. Вспомнил жесткую шерсть под ладонью, как собака храпела во сне, и на глаза набежали слезы, резко и сразу. Здесь, когда никто его не видел, он мог себе позволить.

– Ну, Грэйси, – сказал он, грустно, рвано усмехнувшись, – раньше я был развалиной, но с тех пор, как ты меня покинула, я просто развалил всю жизнь.

Будь она жива, она бы плюхнулась рядышком и уложила голову ему на ногу, а он гладил бы ее между чудесных ушек. Он достал из кармана платок и высморкался, а потом похлопал по камням вокруг могилы. Попрощаться с Грэйси было не так сложно, как ему казалось; вернее, прощание принесло не меньше утешения, чем тяжелая утрата. Для следующего шага он не ждал такого же катарсиса.

Он сел на Солелиза и поехал на гребень, выходящий на сектор 28, и компанию ему составляло лишь шлепанье перепончатых лап эквимара по розовой мшистой земле. Беленый фермерский домик с голубой дверью стоял среди луга из красноватых трав и серых полевых цветов, домик, который не видел никто, кроме Харта. Десятки душ – которых опять же никто другой видеть не мог – дрейфовали вокруг.

Он знал, что видит человеческие души, задолго до того, как попал в Танрию. К восьми, когда он увидел, как душа дедушки покидает тело, он понимал, что отличается – может, это и неплохо. Потом у него осталась одна мама, они вдвоем жили в старом доме с голубой дверью в центральной Арвонии.

В том же самом доме, который необъяснимым образом стоял перед ним в этом поле посреди Танрии.

Когда Харту было восемнадцать и они с Биллом впервые зашли на это поле, он увидел собственный дом здесь, в Танрии – невидимый для Билла дом, – и рассказал наставнику все – и про дом, и про души. Годом позже Билл погиб из-за этого. Поэтому Харт и стоял теперь здесь, глядя на место, где на его глазах душа Билла покинула тело.