Книга Кофейные чары Герцогини, страница 7 – Кэлли Рин

Она пыталась заинтересоваться хозяйством герцогства — ведь формально она теперь была его герцогиней. Но её вежливо, но твёрдо осаждали. Ключи от кладовых, списки припасов, управление слугами — всё это оставалось в железной хватке старшего дворецкого, который смотрел на неё как на временную и неприятную помеху.

Одиночество стало её единственным спутником. Она проводила часы в библиотеке, обнаружив там не только сухие фолианты по истории и экономике, но и сборники поэзии, и романы о далёких странах. Иногда она ловила себя на том, что ищет в книгах следы — следы своего рода, следы рода ди Рейнер, пытаясь понять корни этой ненависти.

Однажды вечером, бродя по коридорам, она забрела в крыло, которое всегда было заперто. Но сегодня дверь оказалась приоткрытой. Любопытство победило осторожность.

Комната за дверью была не похожа ни на что виденное ею в этом доме. Это были личные покои. Мужские. Но не те, что принадлежали Каэлану. Здесь чувствовалась другая энергетика — более мягкая, более светлая. На столе в беспорядке лежали чертежи странных механизмов, на полках стояли книги по архитектуре и искусству. На каминной полке — портрет красивой улыбающейся женщины с добрыми глазами. И на столе — точно такая же фарфоровая чашка, как в кабинете Каэлана.

Элинор подошла ближе. На обороте портрета была надпись: «Моей Беллатрис. Вечно твой Орлан».

Орлан. Отец Каэлана. Старый герцог. А Беллатрис… Его покойная жена. Мать Каэлана.

Сердце Элинор сжалось. Она поняла, что находится в комнате отца Каэлана. В комнате, которую тот сохранил нетронутой. И эти чашки… они принадлежали им обоим. Это был символ любви, которую она не могла и представить между холодным Каэланом и кем бы то ни было.

— Что вы здесь делаете?

Голос за спиной прозвучал как удар грома. Элинор резко обернулась. В дверях стоял Каэлан. Его лицо было бледным от гнева, а в глазах бушевала буря.

— Я… я заблудилась, — прошептала она, чувствуя себя пойманной на месте преступления.

— Эта дверь всегда заперта, — его голос был низким и опасным. — Вы не могли просто «заблудиться» сюда. Выйдите. Немедленно.

Она поспешила к выходу, но он преградил ей путь, не отходя от двери.

— Вы не имеете права совать свой нос в мои личные дела, — прошипел он. — Вы не имеете права прикасаться к их вещам. Вы… вы д’Арнель. Ваше присутствие здесь оскверняет их память.

Боль от его слов была острее, чем она могла предположить.

— Я не виновата в том, что сделал мой отец! — вырвалось у неё, и в голосе зазвучали слёзы, которых она стыдилась. — Я так же потеряла всё! И я не просила вас ненавидеть меня за чужую вину!

Он смотрел на неё, сжимая кулаки. Казалось, он готов был взорваться.

— Вы ничего не знаете, — сквозь зубы произнёс он. — Ничего. Ваш отец отнял у меня не титулы, не земли. Он отнял… Он отнял их. И этого я никогда не прощу. Ни ему. Ни его крови.

Он отступил, пропуская её.

— И никогда не заходите сюда снова. Это не просьба. Это приказ.

Элинор выбежала в коридор, и дверь с грохотом захлопнулась за её спиной. Она прислонилась к холодной стене, пытаясь перевести дыхание. В его словах была такая первобытная, сырая боль, что её собственная ненависть померкла перед ней. Он ненавидел не её. Он ненавидел тень её отца. И, казалось, эта ненависть пожирала его самого изнутри.