Книга Кошмар на Полынной улице, страница 64 – Дарья Буданцева, Мария Тович, Риган Хэйс, и др.

И подпись – АДминистрация.

Это был кабинет главзамуправдома – сварливой и строгой Гарпии Давыдовны Тартар.

Латунные заклепки на двери блестели, плесень, заползавшая на нее, регулярно убиралась вызывавшимися добровольцами или оббивалась некоторыми настойчивыми посетителями, но сам вид ее – блестящий, глянцевый и вполне безобидный – ставил под сомнение рассказы о том, какие твари за ней водились.

Поговаривали, что за железной дверью и заставленными шкафами стенами главуправы начинались уже самые настоящие дебри из переплетенных коридоров, ведущих куда-то далеко за пределы Дома. А еще здесь была другая дверь в еще один подвал, где, по слухам, водились пауки – прямоходящие и почти позвоночные, размером с небольшую кошку. И росли странные виды плесени и мха, светящиеся в темноте лиловым и голубым.

Так что водорослям – пусть и свисающим с потолка – никто особо не удивлялся…

Я огляделась.

Знакомые мокрые следы тянулись от мусоропровода к закутку под лестницей и уходили в темноту подвала. Из-за приоткрытой двери слышались попеременно дружеские гогочущие басы, воодушевленные подвывания и звуки плещущейся за края воды.

Поперек коридора тянулся, иногда конвульсивно подергиваясь, размотанный пожарный рукав, снятый со стены и подключенный к системе домового водоснабжения. Конец его терялся все за той же подвальной дверью.

– Две ведьмы сидели на трубах в подвале… – тихонечко пропела я.

«Соображали» явно на троих, а то и на десятерых. Среди голосов и грохота воды в темноте временами слышался другой, посторонний шум, похожий на громогласный рев.

В слабом голубоватом освещении иногда показывался большой толстый чешуйчатый хвост, который заканчивался острым гребнем и скользил в толще мутноватой воды.

Когда он проскальзывал слишком близко от распахнутой двери, вода вокруг пенилась и захлестывала гребнем кособокий порог.

Среди жителей этажа ходили легенды, что Геракл вовсе не убил пресловутую Лернейскую гидру, а попросту договорился с ней о мире. И жуткое чудовище благополучно доживало свой век, плодя бесчисленное потомство в виде самых разных тварей, одну из которых – выродившуюся и хилую под жарким африканским солнцем – кто-то и притащил в наш Дом в качестве не то музейного экспоната, не то заморского сувенира.

– Ну-ка! Поддай еще! – раздался басовитый оклик водяного, и следом за ним послышался металлический лязг, скрип отвинчивающихся кранов и шум рвущейся из трубы воды. Запахло кипятком и лавровыми листьями.

Я медленно обогнула дверь и спустилась по крошащимся от сырости ступенькам, чуть не наступив на чьи-то заплесневелые меховые тапочки, забытые у порога. Внутри, в синеватом полумраке, стукались боками плавающие на поверхности опорожненные стеклянные бутылки.

«Опять сегодня вода будет пахнуть спиртом», – подумала я, и, поднявшись наверх, слегка прикрутила кран домового водопровода, чтобы льющаяся через край ступенек вода не затопила первый этаж и в особенности кабинет Гарпии Давыдовны.

В подвале моих махинаций, кажется, не заметили, поскольку продолжали вовсю веселиться, попеременно охая, гаркая и требуя «подлить горяченького». Но пока все было в пределах допустимого. Вздохнув, я с облегчением отправилась на проходную.

На проходной было тише, но ненамного, хотя от царившего здесь уныния аж сводило зубы. За тяжелым лакированным столом, придвинутым к верхней ступеньке лестницы, сидел, подперев обросшую морду, скучающий дежурный.