Книга Здесь, сейчас и тогда, страница 47 – Майк Чен

– Некоторым поварам нравятся автонарезчики, но они дают слишком ровные кусочки. Слишком идеальные. В них нет любви. А я люблю резать продукты вручную.

Переложив чеснок на доску, Пенни принялась орудовать ножом – с той профессиональной сноровкой, что описана в учебниках по кулинарии.

Кин знал это. Не из кулинарных шоу, книг или онлайн-видеороликов. Он знал это, поскольку сдерживал желание присоединиться и покрошить чеснок, повторить идеальный результат Пенни. Вместо этого он велел себе стоять смирно.

Когда Пенни закончила нарезку, Кин кое-что понял.

Она работала гораздо аккуратнее, чем он.

Выходит, все эти годы он лишь имитировал образы, которые таились в глубинах памяти?

– Порезал и добавляешь, – сказала Пенни, схватила палочки для еды и, утопив чеснок в бульоне, стала помешивать блюдо. – Насыпал, размешал и пробуешь.

При соприкосновении чеснока с горячей жидкостью воздух напитался теплым пряным ароматом.

Сверкая глазами, Пенни протянула Кину ложку:

– Не знаю, что ты сделал с прежним Кином, но этот новый Кин-гурман… Взяла бы и съела.

Хезер постоянно сетовала, что Кин слишком уж любит готовить: мол, вкладывать столько сил в кулинарию непрактично. Теперь же ему предстояло привыкнуть к похвалам.

Он попробовал бульон и, оценивая вкус, попытался расшифровать алхимическую формулу Пенни, а затем машинально спросил:

– Может, добавить карамелизованный лук?

– Карамелизованный лук?

Она заложила прядь волос за левое ухо – раз, другой и третий.

– Ну да, – кивнул Кин, не глядя на нее. – Такая вот мысль. Начитался, пока меня держали на постельном режиме.

– Нет, предложение дельное. Просто…

Ее щеки вспыхнули, а плечи напряглись так, что слились с очертаниями шеи. Пенни выдохнула, закрыла глаза и встала в прежнюю позу.

Похоже, Кин задел ее больное место – и это могло послужить причиной такого дискомфорта.

– Дело в том, что отец посоветовал то же самое. Буквально вчера. Сказал, что помогает придумать изюминку для моего ресторана.

– Прости. Я не хотел…

– Ничего страшного. Не переживай.

Пенни тоже отвернулась и кивнула в пустоту:

– Я отказалась так делать. Даже пробовать не буду. Черт! Пусть в итоге получилось бы лучшее фрикасе на свете, но родителей хлебом не корми, дай подкрутить мой рецепт. Но ведь после этого он перестанет быть моим. Хотя… теперь все иначе.

– Почему?

Она открыла шкафчик с овощами и показала Кину ярко-желтую луковицу:

– Теперь это предложил не кто-то, а ты, в первый домашний вечер после происшествия с радиацией, поэтому родители не будут иметь отношения к рецепту. Это твое первое решение в роли шеф-повара.

Пенни улыбнулась, но ее глаза затянуло блестящей поволокой. Все еще с неочищенной луковицей в руке, она быстро-быстро заморгала. Кин обнял ее стройное тело, прижал к себе, и знакомые ощущения вызвали новый прилив чувств и воспоминаний.

– Эй… Не переживай. Я дома.

Повинуясь не пойми откуда набежавшему всплеску нежности, Кин прижался губами к макушке Пенни, что было бы невозможно, окажись на ее месте рослая Хезер.

– Не пора ли тебе сменить работу? – еле слышно предложила Пенни, уткнувшись ему в плечо. – Если однажды решим создать семью, я предпочла бы видеть тебя на менее опасной службе. Там, где нет радиации.

Семья? Немигающим взглядом Кин уставился в потолок и рефлекторно напрягся. В памяти всплыли образы Хезер и Миранды. Теперь он вспомнил, четко и ясно вспомнил, что они с Пенни обсуждали этот вопрос несколько недель кряду – после того, как провели целый день с сыном Маркуса. Кин сам сказал, что хотел бы завести детей прямо сейчас, а не ждать до пятидесяти лет по стандартам эпохи. А Пенни тогда растерялась, будто пустопорожние слова Кина выбили ее из колеи.