Книга Где распускается алоцвет, страница 118 – Софья Ролдугина

Но Светлов тоже был колдуном.

Только злым, конечно…

– Нет, – выдохнула Алька, отталкивая его. К горлу от паники подкатила тошнота. Мысли разбежались, не осталось ни одной, но она понимала чётко, что сейчас не сможет ни поцеловать его снова, ни позволить прикоснуться к себе, ни тем более раздеться. Немыслимо; невозможно. – Нет, прости, я…

Дрёма застыл.

Она сделала шаг назад, выворачиваясь из объятий, нашарила непослушными пальцами в кармане карточку, приложила к замку – и шмыгнула в номер. Там ноги отказали окончательно. Алька съехала спиной по двери, совершенно обессиленная, и зажмурилась, обнимая колени. Во рту был привкус крови; в висках стучало.

Думать и разбираться в том, что она чувствовала, не хотелось.

Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем дурнота окончательно схлынула. Алька с трудом поднялась, добралась до кровати, села. Нашарила бутылку с минералкой, стоявшую в изголовье, сделала пару глотков… А потом достала телефон и поступила так, как всегда поступала в сложные моменты.

Открыла сайт и начала просматривать билеты на поезд до столицы.

Через час она уже была на вокзале, с сумкой на плече; когда села в купе – спальное, повышенного комфорта, других не нашлось – отправила Дрёме копию своих билетов, ничего не поясняя.

Он прочитал, но не ответил.

Через полчаса поезд тронулся.

Поначалу Альку колотило, не то от холода, не то от нервов. Она лежала на полке ничком, накрыв голову подушкой, и старалась ни о чём не думать. Потом отпустило. Она попросила проводницу принести чай и что-то сладкое; разложила вещи и достала дорожную косметичку. На вторую полку никто не претендовал, и хорошо – можно было беспрепятственно занять всё купе, нагло вытянуть ноги поперёк прохода, пить чай и пялиться в темноту за окном.

Близ станций появлялись фонари – возникали неожиданно из мрака и словно наотмашь хлестали светом по глазам.

Потом какое-то время ничего не было видно.

Она вяло размышляла о том, не позвонить ли баб Ясе и не рассказать ли всё; потом подумала о Даринке. Но взяла телефон – и увидела, что уже час ночи.

– Все уже спят, – пробормотала она. – Ну я попала…

– Ещё как, – вздохнули рядом.

Алька подняла взгляд.

На полке напротив сидел Айти, кто ж ещё – весь в чёрном, как потухший уголёк. Глаза у него слабо светились в темноте; бледные губы были плотно сомкнуты. Он смотрел в сторону.

– Ты сердишься? – спросила Алька кротко, подтягивая колени к подбородку.

– Почему я должен сердиться?

– Потому что, ну… Мы с Дрёмой целовались. И у нас было свидание.

– Я айтварас, – ответил он неохотно, прикрывая глаза. – Я не могу сердиться на такое. Даже если ты скажешь сейчас, что хочешь переспать с нами одновременно, я с радостью соглашусь и… Мне тревожно за тебя, – сказал он вдруг. – И я не хочу, чтобы тебе причиняли боль. Если бы он попытался что-то сделать силой, я бы оторвал ему голову и яйца в глотку засунул.

Момент не располагал, но это прозвучало так мирно, расслабленно даже, что Алька невольно хихикнула. Айти глянул на неё искоса – и подмигнул.

Поезд проехал очередную станцию; безжалостно яркий фонарь резанул светом по купе.

– Звучит так, словно ты за нами подглядывал.

– Присматривал, – признал он с усмешкой. И вдруг взгляд у него словно остекленел: – И это не моё дело, но кое-что я хочу сказать… должен. Ты испугалась своего Дрёму не потому, что он похож на твоего убитого жениха. Я ведь видел, я знаю: в твоём сердце никакого мертвеца нет и страха тоже нет.