Книга Игры титанов: Вознесение на Небеса, страница 155 – Хейзел Райли

— Прошу, Хейвен, заставь это прекратиться, — выдыхает он.

— Прекратить что?

— Боль. Заставь её исчезнуть. Я не выдерживаю.

Я скольжу ладонью к его шее, склоняю его голову к себе, прижимаю лицом к своей груди и обнимаю. В ответ он сжимает меня на том же уровне, и мы держимся друг за друга отчаянно, как будто тонем. Он цепляется, я даю понять, что выдержу и его, и весь его груз.

— Помнишь игру с Ньютом, которую мы повторили под дождём? — бормочет он в мою кожу. — Сбылся один из моих самых больших страхов. Я потерял сестру.

Сердце крошится в груди. Странно, как иногда жизнь путает страхи с желаниями, слышит невпопад и рушит всё.

Желания… падающие звёзды. Мысль уводит меня к короткому разговору Афродиты с Гермесом.

— Может, я знаю, где он, — вырывается у меня.

Хайдес поднимает на меня взгляд настороженно. Проводит ладонями по лицу, смахивая слёзы рассеянным движением.

— Где?

Я видела «игры» Гермеса всего один раз, больше двух месяцев назад, но место осталось в памяти.

Мы поднимаемся на крышу, где он обычно устраивает свои испытания. И впервые с тех пор, как я его знаю, Хайдес не подстраивает шаг под мой — спешка к брату сильнее.

— Здесь, — подтверждает он, упершись плечом в дверь, чтобы та не захлопнулась.

Я прохожу первой — и застываю. Гермес сидит на самом краю, спиной к нам, лицо поднято к ночному небу.

Я не зову его, чтобы не спугнуть. Пусть у него и врождённое чувство равновесия, даже пьяным, сейчас он слишком хрупок. Я не могу рисковать.

Мысль, что я потеряла Афродиту, жжёт. Но мысль, что могу потерять и Гермеса, — рвёт сердце на части.

Я намеренно шаркаю подошвами, чтобы он услышал шаги. Его спина напрягается, он поворачивает голову на долю секунды — и снова отворачивается.

Я замираю сбоку, держа дистанцию от края. Высота всегда пугала меня до дрожи.

— Герм, тебе стоит слезть.

— Зачем? Если сорвусь и разобьюсь, хотя бы увижу сестру.

Удар под дых.

— Не говори так, умоляю.

Он не реагирует.

— Давай сыграем. Загадка для тебя, Хейвен: две руки, две ноги, голубые глаза, светлые волосы. Кто это?

Краем глаза вижу: Хайдес всё ещё у двери. Не двигается, но слышит каждое слово, и боль на его лице режет. Потерять сестру и видеть брата вот так — невыносимо.

— Ну? Это же просто. Это я. Гермес Эли Лайвли.

Эли. То самое имя, которое прошептала Афродита перед смертью. У каждого из них было свое — до того, как Кронос с Реей дали им «олимпийские» имена.

— А её звали «Дейзи», — продолжает он, угадывая мои мысли. — Так назвали при рождении. Женщина-наркоманка, которой не нужен был ребёнок. Тем более — двое. Она отдала нас деду. Ему было за шестьдесят, злой, бессердечный, бил за каждую крошку. Его ремень — наше воспитание. Это был ад. Никто нас не любил. Но Дейзи умела любить без меры. Забавно, правда? Нас учат ходить, читать, писать. Но любить — нет. А любовь ведь куда сложнее.

Я молчу, не отрывая взгляда: боюсь, он оступится.

— Единственное хорошее в дедовой жизни — ферма в глуши. — Гермес усмехается горько. — Когда он ложился спать, мы с Дейзи забирались на крышу и смотрели на звёзды. Она смотрела, а я ходил по черепице, проверяя, как держусь.

Вот откуда его «игры» здесь, в Йеле. Он наклоняется вбок, я дёргаюсь — но зря. Это было нарочно.

— Однажды я перестал балансировать и спросил: «Сколько звёзд на небе?» А она сказала: «Не знаю. Но посчитаю для тебя. Буду считать всю жизнь. И когда-нибудь скажу число».