Книга Кровь песков, страница 2 – С. К. Грейсон

— Я сделаю это, Вайпер.

Она выплюнула мой титул скорее, как оскорбление, чем как почтение. Я не обратил внимания. Не важно, что думают о маскированном воине — Вайпере лорда Аласдара. Мне поручено исцелить пустыню. Любой ценой. Если моей искупительной платой станет ненависть кланов — будет так.

Я стер кровь с клинка о песок, и рёв пустыни в голове спал до шёпота. Алый растворился в золоте дюны. Я поднял голову к небу. Солнечные лучи быстро клонятся к горизонту, прорываются к глазам через прорези маски и разогревают железо на коже. Я втянул редкую ясность, что приходит после боя, — благодарный за возможность слышать собственные мысли там, где их часто давит хлынувшая магия.

Сабля чиста — достаточно. Я закинул её за спину и выдохнул. Завидовал клинку: он не думает о своём существовании, пока его не вынут ради крови, а потом снова спрячут — и никаких забот до следующей схватки. Мне пора возвращаться к лорду Аласдару.

Толпа расступилась, как вода, — никто не рискнул подойти близко. Мы уже были у края становища клана Ратан, где меня ждала лошадь.

Алза вскинула голову, бросила блестящую чёрную гриву мне в лицо. Хоть кто-то рад меня видеть — встретила низким фырканьем. Я погладил её по чёлке, вскинулся в седло без седла и толкнул коленями. Она сама выбрала ход по пескам; я не задавал ей пятками направления. Сегодня пустыня мной довольна — не даст плутать, сама подаст место для отдыха.

Дюны неслись мимо — узнаваемые лишь своей изменчивостью. Ветер перестроил ландшафт, и он стал совсем другим, хотя я проходил здесь утром. На горизонте показался оазис, и я лёгким толчком направил Алзу к нему. Финиковые пальмы среди зелени означали, что когда-то здесь стоял стан клана: деревья сажали, чтобы защищать воду от ветра и песка — оставляя путникам долговечное убежище. Можно заночевать, дать Алзе вдоволь напиться и завтра вернуться к своим.

Чем ближе становилось зелёное пятно посреди золотого моря, тем отчётливее я понимал: в голове я снова не один. Шёпоты силы вернулись так плавно, что сперва я принял их за шуршание ветра по песку. Но с каждым шагом Алзы к стоянке они росли, пока слова не покатились друг через друга, ломким гвалтом, всегда — неразборчивы. Как всегда, казалось, будто им что-то нужно; я пытался усмирить их, исцеляя пустыню единственным известным мне способом. Раздражение от нескончаемого щебета уже давало горечь — примирившуюся.

Я вцепился в пряди Алзиной гривы так сильно, что она храпнула недовольно. Отпустил, но хватка раздражения только сильнее сомкнулась. Обычно кровь, отданная пустыне, покупала мне хотя бы день тишины. Сейчас — часы. Взор темнел, как вода в воронке; я закрыл глаза и доверил дорогу Алзе.

Резкая остановка заставила меня оглянуться. Алза стояла у небольшого зеркала воды и жадно пила. Я спрыгнул рядом, но не стал пить — до ночи, пока не сниму маску.

Сначала — лагерь. Шатёр не нужен: я один. Малого костра хватит, чтобы греть. Сезон сухой — ночи не такие холодные, а тепла от Алзы с избытком. Собирая сухие ветви, упавшие с финиковых пальм вокруг оазиса, я ощутил покалывание в затылке. Будто кто-то выдохнул мне в ухо. Я резко обернулся — искать источник шёпота. Никого. Опять моя собственная безумная тень — не впервые. И всё же мысль не отпускала: пустыня вокруг шевелится. Голоса в черепе звенят взволнованно. Обычно — злятся, взвиваются перед боем; сейчас — иной темп.