Книга Четверть часа на супружеский долг, страница 24 – Мария Берестова

Чтобы успокоиться, она сосредоточилась на аромате свежего, розмаринового хлеба, лежавшего в корзине на столе, но и этот пряный аромат сейчас казался ей горьковатым и чужим.

Взяв себя в руки, Диэри обвела присутствующих медленным взглядом, пытаясь рассмотреть и запомнить каждого — Атьен, к тому же, принялся их представлять.

Всё это были молодые или зрелые мужчины, и почти каждое лицо несло отпечаток войны — у некоторых были заметные шрамы, у одного повязка на глазу, но у всех — то особое выражение скорби в разлёте бровей и та мертвенная серьёзность во взглядах, по которым сразу понимаешь, что человек воевал.

Ни один даже не попытался изобразить дружелюбие.

На секунду Диэри позволила себе стиснуть пальцы сложенных на коленях рук. Она и не думала, что будет просто.

После знакомства — она продолжала повторять имена внутри своей головы в надежде не забыть и отчаянно жалея, что нельзя было взять с собой блокнот и записать, — один из мужчин, со шрамом на щеке, что-то сказал Атьену по-веранесски.

— Настоятельно прошу всех в присутствии Диэринии использовать ниийский, — сухо ответил ему Атьен.

Над столом пронёсся возмущённый ропот; принцесса заметила, что часть относящейся к ней злости досталась теперь и мужу, поэтому поспешила вмешаться:

— Почему бы не начать урок веранесского прямо сейчас, Тьен? — повернулась она к нему, улыбаясь мягко и приветливо и пытаясь и своим тоном, и выражением лица перебить тягостную атмосферу. — Говорят, лучше всего учиться на практике!

Ответом ей был весёлый взгляд — Атьен явно оценил её ход и был ей благодарен за него. Выразив согласие, он тут же принялся называть ей окружающие предметы и блюда на веранесском — она усердно повторяла, стараясь и улыбкой, и взглядом выразить дружелюбие.

Ей казалось это хорошим ходом — сразу показать, что она хочет стать среди них «своей». К тому же, новый язык быстро её увлёк, и она как-то даже и забыла на время об окружающих, увлечённая разговором с Атьеном и попыткой запоминать слова и даже составлять их в самых короткие и простые предложения.

Но расчёт её оказался ошибочным.

Они слишком ненавидели её — воплощение вражеского народа, живое свидетельство их поражения и позора. Её лёгкий радостный тон только подливал масла в огонь: она казалась такой молодой, такой счастливой и такой беззаботной, что это виделось им всем плевком в лицо. Как смела она быть такой? Как могла страшная война, сломавшая их жизни, не оставить отпечатка на ней? Сам факт её существования уже был оскорблением — но она ещё и смела марать их язык!

Ободрённая же тем, что первое занятие проходит столь успешно — фонетически язык был схож с её — Диэри не замечала, как сгущается атмосфера за столом. Напротив, сфокусировавшись на Атьене, она чувствовала себя всё более уверенно — он явно был доволен и её рвением, и старательностью, — поэтому вскоре она осмелилась выйти за пределы диалога с ним.

— Передайте мне, пожалуйста, варенье! — по-веранесски обратилась она к сидящему рядом юноше.

Она и сама могла бы дотянуться — но ей хотелось показать, что она с большим уважением относится к языку своей новой страны, ей хотелось похвастаться первым успехом и заодно разбить лёд и вовлечь в разговор остальных.

Усилия её пришлись некстати; хмурый, несмотря на молодость почти сплошь седой юноша, с которым она заговорила, лишь нервно и недовольно взглянул на неё — и резко отвернулся.