Книга Откупное дитя, страница 116 – Юля Тихая

— Не сходи с тропы пока, — встревоженно советует Чигирь. — Это старый лес, дикий.

Я и без него знаю. Люди верят, будто путать в лесу может одна только нечисть, но это неправда: бывают леса, которые так полны сил, что никакая нечисть не нужна, чтобы в них заблудиться. Там, обернувшись назад, можно возвратиться совсем не туда, откуда пришёл.

Дороги устроены так же, но если живёшь дорогами, ты никогда и не пытаешься пройти ими обратно. Я, бывало, и через леса ходила так, как хожу по дорогам — не оглядываясь; но сейчас мне хотелось бы всё-таки иметь возможность вернуться.

Пока же указанное щепкой направление в общем совпадает с тропой, и я шагаю по ней, почти не смотря под ноги, как могу быстро.

Ночь густая, тёмная. Я не знаю, сколько у нас времени, и могу лишь надеяться, что его достаточно. Чигирь то сидит на плече, то взлетает, во что-то всматривается. Из подлеска на нас смотрят иногда, не мигая, цветные глаза, но я не пытаюсь даже теперь никого окликнуть.

Что за дело им, жителям этого леса, до чужой девочки-подменыша? Хотели бы — забрали к себе ещё тогда, пять лет назад. Не захотели.

Решили, может быть, что слишком много в ней человечьего…

Я шепчу короткий заговор, чтобы ноги лесли меня легче. И довольно скоро, когда небо ещё даже не начинает светлеть, щепка разворачивается в сторону, дёргается в руках, и на каждый мой новый шаг реагирует чутко.

Близко. Она совсем близко. Она жива; она, наверное, ужасно напугана. И пусть девочка сама совершила огромную глупость, это ведь не значит, что она не достойна помощи?

Мне бы хотелось, чтобы кто-то помог мне, когда я была потеряна и несчастна. Мне повезло встретить тогда Чигиря, — и теперь у меня внутри достаточно силы и воли, чтобы подать руку кому-то другому.

Я вешаю на дерево шнурок и сплетённый из сил знак, чтобы найти потом, где сошла с тропы. И снова, и снова, и ещё — лес здесь не прозрачный, но и не слишком пышный, легко как идти, так и потеряться. К счастью, девочка не стала отходить далеко, и совсем скоро я её вижу.

Хотя, если честнее, сперва я не понимаю, что именно вижу.

У ручья сидит, одетая в выпачканное платье, сгорбленная странная фигурка: волосы — всё равно что гнездо, а все черты плывут, пузырятся, будто существо никак не может определиться, как ему выглядеть. Силы то бьют по глазам светом, то совершенно гаснут, кожа идёт волнами и дрожит, и всё тело трясётся, словно в лихорадке. Вот вдруг из волос выглядывают рысьи уши, а затем сразу пропадают, зато из плеч бьют в землю перья, цветные птичья перья, рыже-бурые вперемешку с белыми, синими, жёлтыми.

У ног существа — стеклянное крошево.

— Жатка, — зову я осторожно.

Пусть она и не Жатка на самом деле, — я не уверена, что она сама это понимает.

— Жатка, как ты здесь? Ты помнишь меня? Меня зовут Нейчутка, я ведьма, я зимую в вашем селе…

Она оборачивается с той странной текучей резкостью, какая бывает только у нечисти.

Лицо её я и узнаю, и не узнаю одновременно. Глаза разные: один голубой, другой кроваво-красный, на щеках то ли чешуя, то ли блики звёздного света. Две половины крови в ней ссорятся между собой.

— Всё будет хорошо, — обещаю я. — Ты зря выпила снадобье, оно сделало тебе плохо. Но я сварила противоядие, тебе это поможет. Ты понимаешь меня?

— Да, — негромко отвечает Жатка.