Онлайн книга «Половина пути»
|
Сирени исчезли, заметила Ольша тем вечером. Даже следов не осталось. И пух полетел, белый-белый, запутался в траве… это что значит — лето? Уже сейчас — лето? Как она могла пропустить целое лето! А потом испугалась: это выходит, у неё мужик уже несколько недель не траханный, а рядом с ним — унылое чудовище в шапке с магнитиками. Нет, нет, так нельзя, так не годится. Ему вон кружева понравились, нужно волосы на ногах осветлить, на голове сообразить что-то приличное, и вот это тоскливое выражение стереть с лица и заменить томным! — Ольша? — судя по удивлению в голосе, томность нынче давалась ей плохо. Но Ольша всегда была упрямицей, вот и теперь оседлала его ноги, потянула из рук книгу. Внутри плавало безразличие пополам с ненавистью к себе, но она зло укусила себя за щёку: — Сделать тебе что-нибудь? Брент всё ещё смотрел на неё со сложным лицом, и Ольша расфырчалась: — Ты же меня не для того сюда пригласил, чтобы… — Ну, прекрати. Что за ерунда? Он перетянул её к себе под бок, и Ольша сдалась. Уткнулась носом в его майку, прижалась, затихла. — Так иногда надо, — говорил Брент, перебирая её волосы. — По-разному бывает, но так тоже. Меня размазало, когда я восстанавливался после ранения, вот этого, с шеей. Налида делала мне чай со сгущёнкой, как в детстве, и говорила, мол, иногда хорошо, что стало плохо. Я тогда ей что-то недобное сказал. — Я тебе весёлая нравлюсь. А вот такая… Снова хотелось плакать, и Ольша как-то совсем разучилась держать это в себе. Вот Брент подцепил пальцами её подбородок, заглянул в глаза, а слёзы уже льются по щекам, и всё опять такое серое, такое мутное… — Я люблю тебя, — мягко сказал Брент. — Я люблю тебя и хочу быть для тебя домом. — Я тебя. Я очень тебя люблю… Глава 21 — Задачи решены недурно, — профессор в задумчивости прислюнявил карандаш, а потом почесал им кустистую полуседую бровь. — Теория слабовата, конечно, слабовата. Кто читал у вас физику? — Дебер Тювий… — А семинары? — Тлав… не помню фамилии, он был аспирантом на кафедре. — А, Тлав… И профессор снова почесал карандашом бровь. Ольша плохо помнила и Тлава, и физику, и на вопрос о стехиометрии горения смогла только промямлить что-то про изменение цвета пламени в зависимости от состава газовой смеси. Кажется, это было что-то не то, и в ответе ожидались формулы и расчёты, но голова отзывалась на слово «стехиометрия» только гулкой пустотой. Перед собеседованием Ольша два дня листала учебники. Но что такое два дня — для трёхлетнего курса! В школе нынче было тихо — удивительно тихо для конца июня. В те годы, что Ольша училась в Стоверге, это было самое жаркое время пересдач, когда кабинеты осаждали хвостатые студенты, желающие избавиться хотя бы от части лишних конечностей. Цапкий отводил для «бегунков» целый пустой ящик стола, бланки сваливали туда кучей, а потом приходилось подолгу искать свой; Ольшин наставник-огневик обладал неприятной привычкой подпаливать листы при неправильных ответах и смотреть, как бледнеет студент и тлеет бумага… Теперь же в школе была тишина, и многократное эхо долго не гасло в длинных каменных коридорах. И на кафедре кроме профессора и Ольши не было ни души, только на вешалке висела пара пиджаков и лабораторный халат. — Девятый уровень, н-да, — профессор задумчиво крутил в руках её документы. — По специальности, вижу, в основном от «хорошо» до «отлично». Физика неважная… подтянете физику к осени? |