Книга Тайна доктора Авроры, страница 63 – Александра Федулаева

— Это не балаган, а кухня, — шептала она мне в ухо. — А вы — леди Аврора, их госпожа. Помните об этом, миледи.

При этом сама постоянно подсовывала Марсу всё самое вкусное: кусочки запечённой курицы, сливки, рыбные крошки. Марс ел с достоинством, а потом, довольный, прыгал ко мне на колени и громко мурлыкал.

— Эти люди — чудо, — говорил он мне мысленно, пока я гладила его. — У них, у всех сияющая аура. Особенно у той, что кладёт мне рыбу.

Вечерами Элла садилась у печи, снимала передник, укутывалась в свой старый шерстяной платок, и в кухне воцарялась тишина. Все — от молодых горничных до повара — замирали, ожидая очередной истории. В один из таких вечеров я запомнила сказку особенно. Голос Эллы был чуть хриплым, но в нём звучала такая сила, что казалось — стены кухни исчезали, а перед глазами оживала история.

Элла отхлебнула молока, потёрла руки и глубоко вздохнула. В кухне стало особенно тихо. Даже огонь в очаге потрескивал бережно, будто боялся перебить её голос.

— Сегодня, — сказала она, — расскажу вам историю про любовь, которая умела ждать. Про девушку, чьё сердце было как озеро — глубокое, тихое и терпеливое. Её звали Аделин.

Слуги придвинулись ближе, кто на табурет, кто на мешок с мукой. Марс, сытый и важный, устроился на подоле моей юбки и мурлыкал, будто аккомпанировал Элле.

— Аделин жила в маленькой деревне у подножия гор. Её семья владела мельницей, и каждое утро она вставала до рассвета, чтобы замешивать тесто и провожать братьев на рынок. Она была тиха, не особо красива, и деревенские парни чаще смотрели на её двоюродную сестру — звонкую, бойкую Лету, — но Аделин не жаловалась.

Однажды в деревню пришёл чужак — путник в поношенном плаще и с лютней за спиной. Он играл у фонтана песни, такие, от которых у детей замирали сердца, а у стариков слезились глаза. Его звали Кай. Никто не знал, откуда он. Он не просил приюта, но принимал еду, если её давали. И каждое утро сидел на площади, пока не уходил — туда, где ещё не играл.

— Он странный, — говорили о нём. — Бродяга. И глаза у него — будто грусть поселилась там навеки. Но Аделин молчала. Она приносила ему хлеб и воду, оставляя на скамейке, когда он отворачивался. А он — всегда доедал всё до крошки.

В один из дней Кай исчез. Ни прощальных слов, ни следов. Лишь однажды на площади, где он любил играть, появился небольшой листок с коротким посланием: «Если звёзды будут благосклонны, я вернусь».

Прошёл год. Потом второй. Лета вышла замуж, мельница перешла к братьям, а Аделин осталась одна. Люди жалели её, но она улыбалась, будто знала что-то, что другим неведомо.

А потом пришла зима. Снежная, тяжёлая, такая, что птицы замерзали на лету. Однажды ночью в дверь её дома кто-то постучал.

Это был он.

— Ты вернулся, — просто сказала она, даже не удивившись.

— Я не знал, вернусь ли, — ответил Кай. — Мир большой, и сердце моё искало слишком долго. Но потом я понял: всё, что мне нужно, — уже ждёт меня. Как хлеб, который всегда лежал на скамейке.

Он остался. Не певцом. Не странником. Он стал тем, кто каждое утро топил печь и месил тесто рядом с ней. А вечерами играл только для неё — тихо, в старой кухне с запахом корицы и муки.

Элла закончила, промолчала немного, а потом добавила негромко:

— Любовь не всегда — как молния. Иногда она — как хлеб. Просто — ждёт. И согревает.