Книга Тайна доктора Авроры, страница 66 – Александра Федулаева

Тишина окутала комнату как саван. Часы в коридоре отсчитывали секунды, и с каждой из них отец уходил всё дальше. И я, обессиленная, провалилась в беспокойный сон, где в темноте звенели копыта, но никто не открывал дверей.

И никто не возвращался.

Я не могла представить себе утро без него. И всё же оно должно было прийти.

На следующее утро, когда за окнами едва начал рассеиваться туман, дом наполнился суетой. Слуги бесшумно собирали вещи, укладывали дорожные сундуки, укрывали сиденья карет пледами и проверяли сбрую. Всё происходило будто в тумане, как в театральной декорации, где актёры знают свои роли, но никто не верит в происходящее по-настоящему.

Я не помнила, как встала. Как оделась. Как Бетси расчёсывала мои волосы, как Элла подавала кружку с тёплым отваром, заставляя сделать хотя бы глоток. Всё происходило словно не со мной, а с кем-то другим — с той прежней Авророй, которая ещё могла надеяться.

Карета тронулась с места, и старый особняк остался позади. Я не обернулась. Генри ехал верхом рядом с экипажем матери. Его плечи были напряжены, взгляд устремлён вперёд. Леди Агата находилась в отдельной повозке, сопровождаемая лекарем. Мачеха и Фелисити в другой, а я, как и в прошлый раз, с Эллой и Бетси. Марс устроился у меня на коленях, и его тёплое дыхание немного успокаивало. Воздух был наполнен влажной сыростью — пахло землёй, мокрой листвой и травами. Я смотрела в мутное оконце экипажа, но дорога расплывалась сквозь пелену слёз, которые я не вытирала.

Мы провели в дороге весь день. Пару раз останавливались, чтобы сменить лошадей и перекусить в придорожном трактире. За окнами мелькали поля, редкие деревья, перелески. Всё вокруг казалось тусклым, выцветшим. Я смотрела на пейзажи, и они казались такими же пустыми, как и я сама..

И всё же… Я чувствовала, как во мне что-то меняется. Будто границы между прошлым и настоящим стираются. С каждым днём я всё меньше вспоминала свою прежнюю жизнь. Имя, которое я носила «там», казалось странным, чужим. Черты лица — в зеркале уже не вызывали отторжения. Я начинала узнавать себя.

Леди Аврора Рэдклифф… И не только по имени — по сердцу. Воспоминания — редкие, рассыпанные, как бусины по полу, — становились моими. Как будто я не жила «там», в другой жизни, а лишь читала о ней книгу. Или видела сон. Всё, что было, — стиралось. А здесь, в этой жизни, в этом теле, была я. Настоящая.

Я больше не ждала пробуждения. Надеялась ли я вернуться? Нет. Куда возвращаться? Мир, откуда я пришла, угасал во мне, как лампа, в которой заканчивалось масло. А этот, пусть жестокий, холодный, тревожный, стал моим домом.

Единственное, что теперь имело значение, — это память. О нём. О человеке, который называл меня своей дочерью.

Когда мы приехали в поместье, уже стемнело. Огромные окна старинного особняка мягко светились сотнями свечей. Камердинер ждал нас с фонарём. Все молчали, даже Фелисити. Семейство Рэдклифф переступило порог родового дома, и реальность обрушилась на нас.

Мы вошли в холл, где всегда собирались по вечерам. Там витал запах кожи, духов и чая. Теперь здесь стоял гроб: тёмный, полированный, с чёрной лентой и гербом Рэдклиффов на крышке.

Я подошла первой. Остальные застыли, словно не смели нарушить момент.

Отец лежал, будто спал. На его лице не было мук, только покой, почти благость. Я смотрела на него и не верила, что это действительно конец. Хотелось наклониться, коснуться ладони, позвать: «Папа», — и услышать его привычное: «Моя девочка». Но он молчал. И вот тогда я по-настоящему поняла: он ушёл.