Книга Тайна доктора Авроры, страница 68 – Александра Федулаева

— …этот брак не состоится. Эдвард не хотел этого.

— Она ещё ничего не знает? — спросил Генри.

— Я расскажу. Лично.

Генри кивнул, взглянув на меня. Их лица были напряжены. Что-то происходило за моей спиной, и я начинала понимать: отец успел поручить меня людям, которым доверял. И эти люди собирались защищать меня даже теперь, когда его больше не было.

Когда гроб опустили в склеп, мачеха лишь приподняла платок, но не проронила ни слезинки. Фелисити шмыгала носом, леди Агата тихо молилась. Я стояла и смотрела. Это было самое невыносимое.

После церемонии все вернулись в поместье. Поминальный обед начался в час пополудни. Дом был затянут в траур. Все часы — от массивных в холле до изящных каминных в комнатах — были остановлены на минутах, когда отец умер. Их безмолвие давило сильнее, чем слова. В столовой, где обычно царили свет и разговоры, сегодня витал полумрак. Занавеси были полузадёрнуты, на столах — чёрные ленты и белые цветы: лилии, каллы, гортензии. Возле одной из колонн разместили большой портрет отца. Он смотрел на всех с мягкой, чуть печальной улыбкой.

Я сидела за длинным столом между Генри и лордом Николасом Сеймуром. Их молчаливое присутствие было как щит, и только благодаря этому я чувствовала, что могу выдержать день. Лорд Сеймур не проронил ни слова с тех пор, как мы сели, но несколько раз наклонялся, наливая мне воды и предлагая хлеб.

Мачеха сидела во главе стола. Её глаза были красны, губы дрожали, но я слишком хорошо знала её, чтобы поверить. В каждом её движении: от изящного прикосновения к платку до выверенного вздоха — чувствовалась театральность. Сегодня она играла убитую горем вдову, но в глубине взгляда читалась нетерпеливая усталость.

Марс несколько раз появлялся в дверях. Скользил между ногами лакеев, ища меня взглядом, но не решался войти в зал, полный чужих голосов и запахов. Один раз я уловила его мысль: «Я рядом». И он исчез так же бесшумно, как и появился.

Гости вели себя сдержанно. Говорили тихо, ели неспешно. Иногда слышался звон бокалов, негромкий смех, быстро затихающий. Всё выглядело благопристойно.

Я чувствовала, как взгляд лорда Эштона снова и снова возвращается ко мне. Он сидел через стол, но его глаза находили меня неизменно. В них не было скорби — лишь оценка. Взгляд хищника, присматривающего себе добычу. Мне становилось душно от его пристального интереса. Я отвернулась, сосредоточившись на своей тарелке, но еда была безвкусной, куски застревали в горле.

Генри наклонился ко мне и тихо спросил:

— Всё в порядке?

Я кивнула, не поднимая глаз. Он сжал мою ладонь под столом, коротко, по-братски, и отпустил.

Когда обед подошёл к концу, подали десерт, но почти никто не притронулся. Мачеха со вздохом поднялась и произнесла речь: хвалебную, долгую, полную красивых слов. В ней было всё — кроме подлинного чувства. Никто не прервал её, но в зале повисло странное напряжение. Даже лорд Сеймур отложил вилку и нахмурился, глядя на неё, как на нечто неуместное и ненастоящее.

После ухода гостей столовая практически опустела. Лорд Эштон задержался у портрета покойного, затянувшись сигарой, и снова — как бы случайно — бросил на меня долгий взгляд. Внутри меня сжался холодный ком.

Мы с Генри и лордом Сеймуром направились к выходу в зимний сад. Я чувствовала, как взгляд лорда Эштона пронзает спину, как Мэриэн, краем глаза, следит за каждым нашим движением.