Книга Самайн у ведьмы пограничья, страница 53 – Уоллис Кинни

– Сейчас ей двадцать пять. Она замужем. У нее скоро родится ребенок, так что, полагаю, через пару лет мне предстоит сопровождать на фестивале уже свою племянницу или племянника, покупать им засахаренные яблоки и следить, чтобы их не вырвало на старых ржавых аттракционах.

– Это звучит очень…

На мгновение я теряю ход мыслей. Мэтью приподнимает бровь, глядя на меня.

– …нормально, – заканчиваю я.

Он смеется.

– А чего именно ты ожидала?

– Даже не знаю, – признаюсь я. – С вами, тихоокеанцами, никогда ничего точно не представишь: вы такие таинственные. Я почти ожидала, что ваши праздники подразумевают ритуальные жертвоприношения животных и всяческие темные заклинания.

– А даже если так, что с того? – отвечает он. – В это время года подобное должно происходить и в вашем ковене.

– Вот уж нет, – фыркаю я.

– Позволю себе напомнить: мы пришли сюда сегодня вечером специально для того, чтобы договориться с другой ведьмой по поводу предмета, окутанного темной магией.

Я открываю рот, чтобы поспорить, заявить, что это не одно и то же, но слова звучат фальшиво даже в моем сознании. Мэтью почти ранит своей прямотой, но, по крайней мере, в его глазах нет враждебности.

– Как насчет твоей семьи? Ты часто приезжала на осенний фестиваль? – спрашивает он, заметив мое огорчение и великодушно меняя тему.

– Да, – говорю я. – Это была наша традиция. Мама загружала нас всех в машину, мы опускали стекла и врубали стереосистему. На дорогу до фермы всегда требовалось ровно три повтора песни Monster Mash.

Я улыбаюсь, вспоминая, как мы тянули ее фальшивыми голосами, еще и пытались перекричать друг друга.

– Потом мама отправлялась выбирать тыквы, а Миранда упрашивала нас с Селестой пройти с ней лабиринт из тюков сена.

– И чем это заканчивалось? – недоверчиво переспрашивает Мэтью.

– Ничем хорошим, – смеюсь я. – Селеста почти сразу пугалась фальшивых привидений, а Миранда в итоге дулась: якобы я жульничала, чтобы добраться до середины лабиринта.

– Ты что, по стенам перелезала или что-то в этом роде? – усмехается Мэтью.

– Не совсем. Просто использовала свои способности. – Я поднимаю правую руку. Справедливости ради, Миранда была не так уж чтобы совсем неправа. – Ведьма пограничья должна уметь заземлить себя в окружающей среде. Именно так я могу бродить по Ипсвичскому лесу и не бояться заблудиться. Если есть что-то живое, связанное с землей, я могу прикоснуться к нему и определить направление.

– И ты использовала это свое заземление, чтобы чувствовать середину лабиринта? – верно догадывается Мэтью.

Я киваю.

– Меня всегда удивляло, как это срабатывало. Сено, из которого складывают лабиринт, заготавливают за несколько недель до фестиваля. Я ни разу не почувствовала в тюках даже малейшей искры жизни. И все же всегда могла заземлиться. Всегда улавливала очень слабый сигнал, указывающий мне правильное направление. Значит, даже в высохшей траве должен был оставаться какой-то последний уголек жизни.

Мэтью смотрит в сторону лабиринта. Тюки с сеном сложены штабелями высотой девять футов и занимают всю западную окраину фермы. Заходящее солнце золотит их вершины.

– А если не было этого последнего тлеющего уголечка?

Мэтью поворачивается ко мне. Края его куртки запылились оттого, что он прислонился к ограждению.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.