Книга Альфа для центавры, страница 11 – Людмила Вовченко

— А если придут смотреть?.. — осторожно спросила Яна.

— Тогда будем смотреть в ответ, — сказала Татьяна. — Мы — не витрина.

Она ещё не успела договорить, как дом будто подтвердил её слова — мягко зазвенел где-то в глубине, и из стен выступили тонкие нити света, образовавшись в воздухе в слова, написанные на незнакомом языке. Символы переливались зелёным, складывались, разлагались. Женщины ахнули.

— Объявления, — сказал за спиной знакомый чистый голос Белого. Он вошёл так бесшумно, что никто не заметил. Длинные волосы, как лучи молочного солнца, были убраны в ленту, на виске — узор, похожий на серебряный лист. — Дом переводит важное. Вам покажет картинками.

Слова распались на изображения: два солнца над куполом; ладонь, осторожно касающаяся листья синих кустов; знак запрета над ярко-алой ящерицей с крыльями; путь от дома к источнику, отмеченный мягкими огнями.

— Это — безопасность, — пояснил Белый. — Здесь всё живое и красивое, но не всё — дружелюбно. Вот эти растения не трогайте: они пахнут мёдом, а жалятся как пчёлы. Эта вода — питьёвая. Это — для купания. Это… — он запнулся, глядя на Татьяну, — место, где не ходите без нас.

— Почему? — спросила она.

— Там тонкий лёд, — вмешался Золотой, появившись уже шумнее: двери будто сами распахнулись перед его плечами. На нём был простой тёмный жилет, под которым мышцы двигались, как большие рыбы. — И тонкая грань. Мы называем это Кромкой. За ней — не для гостей. Пока не для гостей.

— Достаточно, — отрезал тёмный голос Тёмного. Он возник последним, как блик от угля. Волосы распущены, глаза — горячие. Он задержал взгляд на Татьяне, и тот взгляд был не просто прямой — собственнический. — Сегодня в полдень Совет подаст сигнал. Будет протокол. И… — он прищурился. — Гости.

Слово тенью легло на воздух. Женщины притихли.

— Какие гости? — спросила Татьяна.

— Непрошеные, — сухо ответил Тёмный. — Но с правом требовать разговор.

* * *

До полудня они ходили по острову, и Татьяна внимательно «записывала» мир в себя. Узкая тропа из гибкого камня вела сквозь травы выше колена, которые пели от ветра, как хор. Кусты вырастали круглые, с листьями как из мятого шёлка, и если к ним присесть, пахло имбирём и дождём. На опушке леса тянулись деревья с выемками в стволах — в них собиралась роса, и в каждой выемке — своё звучание: если провести пальцем, дерево отзывалось, как струна.

— Тут можно играть музыки, — шепнула Нина, с сияющими глазами. — Настоящей.

— Тут можно жить, — поправила её Татьяна. — Если нас оставят в покое.

Они дошли до источника — купальня впадала в белый известковый круг, вода — прозрачная, но отдающая молочным светом. На краю — каменные ложа, гладкие, тёплые.

— Можно? — спросила Алла, уже сбрасывая накидку с плеча.

— Можно, — сказал Белый, — эта вода успокаивает кровь.

Татьяна окунула руки и почувствовала, как вода охватывает пальцы чуть-чуть гуще, чем земная, — словно в ней было больше лунной пыли. Женщины сняли обувь, кто-то смело забрался в воду, и вдруг весь остров наполнился смехом — настоящим, звонким, не истеричным. Сдержанный, как и положено под куполом: но смех.

— Мы красивые, — констатировала Алла, глядя на отражение. — И живые. И… — она утопила лицо в воду и выплыла, отфыркиваясь, — чёрт возьми, мы достойные.

— Всегда были, — сказала Татьяна. — Просто раньше нас пытались в этом разубедить.